– У вас нарочно красят рамы и двери в голубой цвет? – спросила я Планеля. – Чтобы красиво сочеталось с голубыми горами?

– Нет, что вы, барышня, – прогудел он в ответ. – Это от ведьм.

– От ведьм?! – поразилась я. – Да что же у вас везде ведьмы-то!

– Все знают, что нечистая сила боится голубого цвета, – наставительно пояснил Планель. – Это ведь цвет небес.

– Если только так, – согласилась я, теперь по новому глядя на голубые двери и окна.

Значит, это – что-то вроде защитного талисмана, как и голубая полоса на юбке девицы Надин, и голубая вышивка на платочке. Ферет был прав – суеверия в этом городе царят и процветают. Да, непросто образованному человеку жить здесь.

Когда я снова зашла в аптеку, господин Ферет стоял за прилавком, нацепив очки на нос и задумчиво глядя перед собой. Звон колокольчика заставил аптекаря поднять голову, и он просиял улыбкой:

– Рад, что вы так быстро вернулись, барышня Ботэ! Забыли ещё что-то?

– Нет, не забыла, а прихватила лишнего, – призналась я, положив платочек на прилавок. – Вот, посчитала, что платок уронила мадемуазель Надин, но она сказала, что вещичка – не её.

Ферет поднял очки на лоб, разглядывая платочек, а потом подхватил его за вышитый кончик двумя пальцами и положил в ящик прилавка.

– Да, я знаю, чей он. Спасибо, что вернули, барышня. Хозяйка будет рада получить его обратно.

– Если вы скажете имя владелицы, я сама его верну, – предложила я.

– Ну, попробуйте, – засмеялся аптекарь. – Только боюсь, старушка Гренвиль выбросит его. Посчитает, что теперь на платке проклятье до седьмого колена. Притом, что ни детей, ни внуков у неё нет.

– Нет, таких жертв нам не нужно, – тут же согласилась я.

– Не волнуйтесь, я передам платок со всей деликатностью, – заверил меня Ферет. – А фамилия барышни Надин – Арно.

– А как зовут того юношу, что не сводит с неё глаз? – невинно поинтересовалась я.

Аптекарь от души расхохотался и чуть не уронил очки. Он снял их и положил на прилавок.

– От вас ничего не укроется! Глазок-алмаз! Да, Тутур давно влюблен в Надин.

– Тутур?

– Артур Гарлен, но все зовут его Тутуром. Он неплохой парень, его отец – приказчик у милорда Огреста.

– А вы всё про всех знаете, – восхитилась я. – Наверное, и про Огрестов тоже?

– Ну-у… – замялся он. – Не всё, но кое-что слышал. Всё-таки, десять лет в Шанталь-де-нэж – это даром не проходит.

– Расскажите про них, – попросила я его, поставив локти на прилавок и глядя на аптекаря снизу вверх. – Всё, что касается смерти родителей моей подопечной, покрыто тайной. Никто не хочет ничего говорить прямо, одними только намёками. И пугают меня всё больше.

– Кто же говорит о таком прямо, – хмыкнул Ферет. – Но мой вам совет, барышня Ботэ, не слушайте никого. Люди любят сплетничать, а ещё больше – придумывать то, чего нет.

– Но вы-то не будете ничего придумывать, – мурлыкнула я. – И расскажете девушке всю правду, верно?

– Вы точно Кэт, а не Лиса, к примеру? – полушутливо спросил Ферет. – Ладно, уговорили. Расскажу вам про жизнь в Шанталь-де-нэж, чтобы вы не наделали ошибок, как я в первый год. Только позовите Планеля, иначе он рискует замёрзнуть. Скажите ему, что у меня припасён отличный коньяк, и я могу предложить его к кофе.

– Кофе у тебя хороший, Феликс, – ворчал господин Планель, устраиваясь у печки с огромной пузатой чашкой, – и коньяк отличный, а вот с головой – всё плохо.

– Почему это? – весело ответил аптекарь, подмигивая мне и разливая оставшийся кофе по двум маленьким чашкам с голубой каёмкой.

Он вопросительно посмотрел на меня, поболтав фляжкой с коньяком, но я покачала головой, отказываясь от такой добавки.