– Да, – легко соврала я. – И мне всё здесь очень нравится. А ваше печенье – оно даже по виду чудесное! Не терпится попробовать его на вкус.

Женщина просияла от такой нехитрой похвалы, а я тут же сунула в рот печенюшку и поняла, что ничуть не польстила – выпечка была чудесной. С корицей, кардамоном и гвоздикой. Песочное тесто было легким, так и рассыпалось на языке.

– «Поцелуйчики»! – угадала я название печенья, и этим обрадовала кухарку ещё больше.

– Госпожа Миттеран была в позапрошлом году в столице, гостях у кузины, – объяснила она, и её пухлые щёки зарумянились, как поджаристый хлеб, – и привезла рецепт. Ух, чего мне стоило вызнать его у её кухарки!..

– Это стоило любых трудов, – сказала я, подхватывая ещё одно печенье. – Очень вкусно, дорогая Лоис. И чай великолепен. Я сразу согрелась.

– Мы все очень рады, что вы приехали, – простодушно сказала она. – Зимой в здесь так скучно…

– Помилуйте, как может быть скучно зимой! – изумилась я. – Сейчас-то и начнётся самое веселье!

Радостное лицо кухарки помрачнело, а потом она сказала:

– Ну, может, веселье где-то и начинается, но только не в Шанталь-де-нэж.

– Как это? – я отставила чашку с чаем. – Объясните-ка подробнее, Лоис. Это как-то связано с месье маркизом и его семейной трагедией?

Кухарка помялась, а потом вдруг совершенно некстати прыснула:

– Ой, вы так смешно это говорит! Месье маркиз… Будто кошечка мяукнула.

Но она тут же приняла мрачно-торжественный вид, потупилась и кивнула:

– Мы все уважаем горе милорда. Да и зима для здешних – совсем не радостное время. После Большого Холода почти в каждой семье были покойники. Тут не до веселья, знаете ли. Одни поминальные службы.

– Большой холод? – переспросила я. – Что это такое?

– Двадцать лет назад зимой грянули такие морозы, что удивительно, как мы все не погибли, – Лоис вздохнула и посмотрела в окно. – Мне восемнадцать было, поэтому я всё прекрасно помню. Люди замерзали прямо в своих постелях. Как раз после нового года морозы и стукнули, да.

– Как это всё печально, – я с трудом представляла морозы такой силы, чтобы можно было замёрзнуть у себя дома, в тёплой постели. – Но прошло двадцать лет… Любое горе забывается.

– Время лечит любые раны, – согласилась Лоис. – Но в Шанталь-де-нэж всё долго помнят. Мы помним тех, кто погиб во время Большого Холода, а милорд никак не может забыть брата. Когда лорд Шарль и леди Юджени умерли, милорд так горевал… Стал совсем чёрный, как закопченный котелок. Вот не совру! Пусть зубы выпадут, если вру! – она для верности щёлкнула себя ногтём по зубу. – И барышня Марлен совсем малюткой была, ей никак не могли найти кормилицу – она ото всех отказывалась, милорд тогда чуть с ума не сошёл. Одна только госпожа Жозефина смогла её выходить – придумала делать соску из овечьей шерсти и поить барышню козьим молоком. Поэтому милорд так ей благодарен… госпоже Жозефине. Она важничает, конечно, но ей и полагается важничать. Спасла племянницу милорда!..

– Да уж, – пробормотала я.

– Вы не будьте слишком строги с барышней Марлен, – попросила Лоис, почти повторив слова Огреста. – Мы все её жалеем, она же сиротка.

– Не волнуйтесь, – утешила я её, – я не собираюсь обижать.

– Вот и хорошо, – кухарка с облегчением перевела дух. – Тогда я пойду, барышня. Заболталась я с вами, а у меня дел там – только успевай поворачиваться! Если что-то понадобится, вы не стесняйтесь. Я вам и чайку заварю, и блинчиков настряпаю, если проголодаетесь.

Когда она ушла, я едва успела съесть ещё печенье и запить чаем, когда появилась госпожа Броссар.

– Если вы не слишком устали, я могу познакомить вас с барышней Марлен, – сказала она чопорно. – Вы не устали?