Неожиданный резкий звонок, похожий на перезвон колоколов, окрасил всё в малиновый цвет, темнеющий на глазах и постепенно приобретающий густой красный колорит.

Вспышка яркого света, словно огненная плеть, полоснула по глазам художника. Вздрогнув, Он очнулся от видения. Машина стояла на перекрёстке, пропуская трезвонивший, ослепляющий своими фарами трамвай. Отблеск лучей падал на лобовое стекло, в точности повторяя сколы и трещины фрески из нахлынувших видений.

– И куда торопится? Всё равно, как говорится, «все там будем»! – негодовал таксист.

– Остановитесь.

– Не понял. Ты что?

– Остановитесь, пожалуйста.

Она обречённо стояла в центре мастерской. Бедлам и художественная неразбериха окружали её, но её измождённый взгляд был обращён к стоящей на станке, ещё пахнувшей свежими красками и накрытой серой холстиной, только что законченной работе мужа «Вариация на „Безумную Грету“ Брейгеля». И неожиданно для себя, словно сомнамбула, Она увидела картину прямо сквозь пелену ещё неснятой холстины. Изображение светилось и как бы проявлялось: сначала – было мутно и неразборчиво, но с каждой следующей секундой неумолимо делалось всё отчетливее и яснее. Протянув руку, чтобы сорвать холст, прикрывающий полотно, Она замечает проступающий рельефный силуэт, будто персонажи картины оживают прямо у неё на глазах. Поражённая странным движением холста навстречу её руке, Она замирает в оцепенении.

– Останови, пожалуйста.

– Да ты что, мы и так стоим!

– Подожди, я сейчас.

Выйдя из машины, идёт к телефонному автомату, набирает номер. В трубке короткие гудки… Набирает ещё и ещё… По-прежнему занято. Он набирает справку:

– Девушка, здравствуйте. Проверьте номер, никак не могу дозвониться…

Издалека к будке приближалась странная процессия, но словно тонкий холстяной занавес покрывал всю группу и, скрадывая очертания, мешал ему рассмотреть лица и детали.

Вдруг завеса спала, и на него обрушились звуки корявого марша с писком, шипением и чавканьем. Сквозь эту какофонию едва пробился голос телефонистки:

– Линия исправна. Ваш абонент не положил трубку…

Испытывая жар и трепет от предощущения неизбежной встречи с неизведанным роковым, Она замерла на несколько секунд, зажмурившись вздохнула поглубже и, едва касаясь пальцами ткани, легко сдёрнула холстину. Отвернулась и после паузы с медленным выдохом открыла глаза… То, что Она увидела – поразило её и обескуражило. Она увидела картину чрез зеркало, висящее напротив, где её отражение накладывалось на отражение полотна и оказывалось его неотъемлемой частью, неожиданно органично влившись в действо. Поражённая таким совпадением, Она с ещё большим изумлением замечает, что ощущает реальность запечатлённого на полотне. Замечает, что у Безумной Греты её лицо, и находит, что картина, висящая у неё за спиной, разрастается, заполняя пространство и обретая объём. Разрастаясь, вовлекает её саму в конвульсивно оживающее действо на фоне уже обретшего реальность пейзажа.

Разом вокруг всё пришло в движение. И вот, Она уже в центре ожившей картины во главе шествующих по тротуару странного города гадких пресмыкающихся и всевозможной нечисти.

В левом верхнем углу картины, пропадая в тёмном ночном небе, но изливая сверху луч света, стоял фонарь на нескончаемой длинной ножке. Рядом была телефонная будка, и тень от неё, полностью подвластная ветру, покачивающему фонарь, плясала вокруг и будто зазывала долговязый фонарный столб в свой лихорадочный танец.

В предутреннем тумане ещё не проснувшегося города, на перекрёстке, с включёнными фарами и распахнутыми дверцами одиноко стояло такси. Недалеко, в закутке двора ветер раскачивал фонарь так, что тень от телефонной будки, примкнувшей рядом, плясала вокруг фонарного столба. Короткие прерывистые сигналы доносились из аппарата – неряшливо брошенная трубка беспомощно болталась на проводе.