– Если ты намерен общаться со мной подобным образом, Кейта-сан, то я предпочту не разговаривать вообще.

– И это говорит мне тот, кто пытался меня убить?

– Я не собирался тебя убивать, Кейта-сан.

– Еще как собирался!

– Видишь ли, тебе не следовало делать то, что ты сделал. Понимаешь?

– Это же была просто шутка! Я бы ни за что так не пошутил, кабы знал, что ты так взбеленишься!

– Послушай, Кейта. У меня нет ни малейшего желания делить эту камеру с тобой. И, полагаю, ты тоже его не испытываешь. Но у нас нет выбора. Может, мы просто забудем о том, что случилось, и будем жить дальше?

– Согласен.

Охаси опустил веки.

– Саке сейчас бы хлопнуть… – пробормотал Кейта.

Охаси ничего не ответил. Он не стал говорить Кейте, что, по его мнению, саке здесь однозначно не нальют. Некоторое время они лежали на своих футонах молча, проникаясь этим непривычным, таким чистым и безликим новым домом.



– Кха! Проклятье!..

Охаси тревожно поглядел на шевелящуюся груду одеял на соседнем футоне. Кейта дергался и извивался. Было даже видно, что постель у него мокрая от пота.

Дело было уже к ночи, как раз перед отбоем и выключением света. Охаси еще слышал в коридоре поскрипывание кожаных ботинок охранника. Да, это не была тюрьма: родственники могли в любое время подъехать и забрать здешнего обитателя домой. Но, как каждый вечер сообщал им своим елейным голосом начальник учреждения Танака в своем неизменном костюме, когда они садились в столовой ужинать: «Для вас, парни, пребывание здесь намного лучше, нежели на улицах. Здесь для вас намного безопаснее».

Они жили в этом учреждении всего пару дней, но уже уяснили, что еда здесь ужасная – даже хуже той похожей на помои жижи, которой их угощали при церкви. Но если главный надзиратель вдруг поймает тебя на том, что ты размазываешь пищу по тарелке, то в лучшем случае получишь свирепый взгляд, а в худшем – лишишься такой привилегии, как доступ в отсыпанный мелкой галькой двор.

Во время еды и прогулок во дворике Охаси все оглядывался, ища глазами Таку и Хори, но их нигде не было видно. Возможно, определили на другой этаж. Судя по всему, в использовании этих помещений происходила некая ротация. Все окна в здании были зарешечены, отчего в ясные дни Охаси вспоминал игры с кошкой в ласковых солнечных лучах, что просачивались сквозь грязные окна заброшенного отеля. Где теперь его кошечка? Охаси по ней скучал. Наступление ночи всегда приносило ему некоторое облегчение, потому что он хотя бы на мгновение мог забыть, где оказался.

Однако сегодня Кейта не дал ему покоя, принявшись снова тяжело стонать.

– Ты там в порядке? – спросил его Охаси.

– Отстань!

– Что с тобой стряслось?

– У них что, в этой клоаке нет ни капли алкоголя?

– На-ка, выпей вот это, – подал ему Охаси стакан воды.

– Иди ты на хрен! Не нужна мне твоя помощь!

– Выпей. Сам увидишь, вскоре полегчает.

– Тебе-то откуда знать? Ты ж у нас господин Спасибо-не-употребляю!

– Употреблял когда-то, Кейта. Еще похлеще, чем ты. И я с этим справился.

Кейта спихнул с себя одеяло и подозрительно глянул на Охаси. На лбу у верзилы проступили крупные капли пота.

– А ты уверен, что поможет?

– Не сомневаюсь. Просто на это понадобится несколько дней, и тебе будет очень плохо, я знаю. Но вскоре ты почувствуешь себя намного лучше. Только тебе надо пить достаточно воды.

Кейта протянул трясущуюся руку и попытался взять у Охаси воду.

– Ч-черт… – Он едва не уронил стакан.

– Давай-ка я тебе помогу. – Охаси бережно поднес стакан к его губам.

Шумно прихлебывая воду, Кейта напоминал маленького беспомощного ребенка.

– А теперь поспи.

Свет повсюду выключили, осталось лишь слабое свечение ночника.