– Вот как раз поэтому. – Торлейв подавил вздох. – Чтобы ты… Но я не знал, что у них все сладилось. Когда я отсюда за тобой уезжал, он только хотел ее в жены взять, а Эльга надумала ее к деду во Вручий отправить. Что она потом с ним встретилась – я тогда знал не больше тебя. А когда ее здесь на дворе увидел – было поздно, ты уже в Вышгороде ждала. Не назад же было ехать.
– Я бы уехала назад! – твердо заверила Прияна.
– Но он ведь от нее отказался. Согласился, чтобы ее увезли. Он выбрал тебя, – убедительно добавил Торлейв.
Наконец он решился подойти и осторожно взять Прияну сзади за плечи. Она молча прислонилась к нему спиной, затылком касаясь его плеча. Глаза ее были закрыты, на щеках блестела влага слез, но сквозь попытку хранить спокойствие ясно сквозило отчаяние и горе.
– И вот теперь у нее дитя… – пробормотала Прияна, с таким мучением, будто эта мысль сидела в голове занозой.
– Что? – Уже без особой бережности Торлейв развернул ее к себе лицом. – Дитя? У Малфы? От него?
Под его потрясенным взглядом в глазах Прияны промелькнула искра удовольствия: об этом она знала больше.
– А ты и не ведал?
– Откуда? Меня на «бабьи каши» не звали.
– У нее чадо. Мальчик. По третьему лету. И теперь он – князь в Хольмгарде!
– Кто? – Торлейв наклонился к ней, не уловив смысла в этих простых словах.
– Тот ребенок. – Прияна в ответ потянулась к нему, так что их лица почти соприкоснулись и связь взглядов прервалась. – Тот Малфин ублюдок – теперь князь в Гардах.
Торлейв отодвинулся. На лице его ясно было написано недоверие. Прияна взглянула на него почти с торжеством – теперь-то он понял, почему она прибежала к нему, нарядившись в дергу и убрус своей рабыни.
– Не может…
От изумления у Торлейва звенело в голове. Уже три года имя Малуши для него означало лишь его собственную неудачную попытку жениться: урон для самолюбия, обиду на Святослава, перехватившего девушку, и досада на саму девушку, которая добровольно, без всякого принуждения, променяла сына Хельги Красного на более знатного мужчину – самого князя. И вот Малуша не просто вернулась из Нави, будто злая судьба, – она вернулась с ребенком Святослава, с сыном, который уже стал… конунгом в Хольмгарде? Занял престол Олава?
– Но как?
– Ты знаешь, что Улеб убит?
Эта новость, важная и горькая сама по себе, в глазах Прияны меркла перед той первой.
Торлейв кивнул. Вчера вечером это убийство казалось событием огромным и ужасным, но теперь поблекло, уступая часть важности другому.
– И в его смерти винят Игморову братию. То есть его. И когда это все открылось, тамошние люди сказали, что он больше у них князем не будет. Люди изначально хотели Улеба. Поэтому его убили. А он не хотел уступать. И тогда придумали назвать князем этого мальца – он его сын, и тоже потомок Ингвара, и он вроде как не другой, поэтому он согласился. А люди согласились, потому что тот ребенок – все-таки не он. Ну и Малуша там выходит замуж за кого-то из местных. На этом все помирились. То есть пришли к согласию.
В этом довольно невнятном объяснении Прияна напирала на некоторые «он» и «его», таким образом обозначая мужа, чье имя не хотела называть. В неприязни к Святославу она сейчас была едина с жителями ильменского Поозерья и Хольмгарда. Но если те могли дождаться, пока Святослав их покинет, и дальше жить своим укладом, то Прияна была связана с ним теснейшими узами и не могла из них вырваться даже мысленно. Слова «пришли к согласию» были полны в ее устах такого яда, что и глухой бы понял – она согласие в этом деле считает невозможным и глубоко презирает тех, кто думает иначе.