– Пуша! – донесся ей вслед возмущенный вопль Анфисы.

К приходу гостей Анфису все-таки выпустили с балкона, та, клятвенно пообещав вести себя хорошо, по крайней мере, сегодня, побежала в соседнюю комнату, где на кровати спала Пуша. Запрыгнув к ней, Анфиса посчитала, что страдать одной как-то не по-братски, и поэтому улеглась рядом, отогреваясь после холодного балкона.

– Анфиса, уйди, ты холодная, – заворчала Пуша.

– Конечно, холодная, грей меня давай! – уткнулась она носом в ее пушистую шерстку, дрожа всем телом.

Вздохнув, Пуша по-матерински накрыла Анфису сверху своим хвостом, ближе ее притягивая и согревая.

А праздник уже был в самом разгаре, все ели, пили и веселились. За час до боя курантов Михаил решил, что кошки тоже должны получить свою порцию веселья в этом году, поэтому он пошел на кухню готовить для них праздничный коктейль, состоящий из молока и валерьянки. Отлив своей щедрой рукой добрых полпузырька в миску с молоком, он радостно позвал хвостатых, те примчавшись не столько на голос хозяина, сколько на запах валерьянки, приступили дружно лакать подношение, Михаил же, заговорщически посмеиваясь, вернулся за стол.

– Пушь, ты знаешь, я тебе никогда не говорила, но я так тебя люблю! – разоткровенничалась Анфиса, вылакав полмиски. – Вот прям очень-очень, – икнула она.

– Анфис, ты знаешь, я себя тоже очень-очень люблю, – хихикнула Пуша в ответ, затуманенным взором смотря на Анфису.

– Ну и ладно, – показала та ей язык.

Продолжая хихикать, Пуша вылакала оставшееся в миске молоко и на плохо слушающихся лапах потопала к выходу. И, возможно, все бы закончилось благополучно и никто бы не узнал про их вечерние посиделки, если бы не поступившее от Анфисы предложение, догнавшее Пушу на выходе с кухни:

– Пушь, слушай, а давай споем? – предложила она, развалившись на полу и лениво помахивая хвостом.

– А давай! – поддержала Пуша идею, разворачиваясь и направляясь к Анфисе.

Улегшись рядом с ней, она запела первый куплет, Анфиса тут же его подхватила, и обе кошки затянули песню, слова которой они категорически отказываются мне говорить, подозреваю, что они все там были нецензурные, но пели они ее громко и с душой, что, естественно, привлекло внимание хозяев и их гостей. Которые, примчавшись на кухню, наблюдали картину, как две кошки, налакавшись валерьянки, лежали на полу, издавая громкие и непонятные звуки, довольно при этом жмурясь.