– Эх, Софа, Софа! Разве дело во сне? – Жданов присаживается на крыльце. – Вот вам уже сколько лет?

– Женщинам подобные вопросы не задают! – почти зло произносит актриса.

– Вот-вот… А всё мечтаете Дездемону сыграть!

– Во-первых, не Дездемону, а госпожу Бовари! А во-вторых, Жданов, вы невоспитанны и грубы!

– Ох-ох, госпожа, простите, пожалуйста! Вот интеллигенция! Здесь человек на свет рождается, а ей, видите ли, спать не дают!

– Если бы я была мужчиной, я вызвала бы вас на дуэль!

– Меня? На дуэль? – Жданов хохочет. – На саблях или на пистолетах?

Софья уходит, смерив Жданова выразительным взглядом.

Все, кроме Мамуры, смеются.

Из правой двери балахоны выходит Хабиба. На плечах шаль, в руке – папироса.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Меня Софочка на дуэль вызвала!

– У Мамуры схватки, а скорой нет до сих пор…

– Ой… Не могу больше! Ой, мамочка! – стонет Мамура.

– Я помогу… – говорит Хабиба.

– Не надо мне твоей помощи! – вдруг кричит Мамура с неприязнью, глядя на неё.

– Мамура, что же ты так? Она хочет помочь тебе! – говорит Ольга.

– Пусть лучше себе поможет!

– Слушайте, успокойте свою женушку! – говорит Хабиба Махмуду. – Это может плохо кончиться. Я говорю это как врач…

– Да, я знаю…

– О чем это вы там шепчетесь? – подозрительно спрашивает Мамура.

– Мамура…

– Тридцать лет как Мамура! – истерично кричит женщина. – Я всё, всё вижу. Своего мужика нет, так на чужих заглядываешься! Глазки строишь!

– Вы понимаете, о чем говорите?! Вы… Вы не в себе!

– Понимаю! Я тебя насквозь вижу! В расцвете лет, молодая, красивая, а пять лет без мужика!

– Возьми себя в руки… Хабиба – опытный врач, она поможет тебе… – говорит примирительно Бронислава.

– Не надо мне… Ой! Больно!

– Ну всё! Хватит! – решительно говорит Хабиба. – Так, наверх ей не подняться… Исаак Давыдович, роды будем принимать у вас в квартире. Жданов, пожалуйста, поставьте кипятить воду. Скорее, Броня, помоги ей встать… Махмуд, что сидишь!

Она быстро поднимается к себе, выходит в белом халате. Двор приходит в движение. Мамуру с трудом заносят в дом Исаака. Жданов начинает разжигать примус, Ольга бежит за водой, Кумуш несет чистые простыни. Женщины скрываются в доме.

– Прямо военно-полевой госпиталь! – говорит Жданов».

– Включи зажигание! – кричит Боря.

Я завожу машину с первого поворота ключа.

– Ну как? Есть разница? – Боря знает, что разница, да ещё какая, есть, и улыбается.

Двигатель моей машины, который до этого астматично чихал и внутри которого звенели невидимые колокольчики, работал сейчас тихо, ровно и сильно.

– Конечно, Боря! Ты волшебник! – сказал я.

– Ладно тебе! – почти с ревностью произнёс Асик. – «Волшебник»! Этих работяг никогда нельзя перехваливать! А то или нос задерут, или цену себе начнут заламывать!

– Ты стал мелким занудой! – жестко говорю я Асику. – За любой труд надо платить достойно!

– Конечно! – В голосе Асика сквозит ирония. – Теоретически ты прав. Но вспомни, сколько раз тебя надували, не моргнув глазом. О какой достойной оплате ты говоришь?

Асик тут прав. Было такое. И не раз.

Боря закуривает. Он всегда изящно держит в замасленных пальцах наборный мундштук. Такие делают в зангиатинской зоне из пластмассовых ручек зубных щеток.

– Красивый мундштук, – сказал я.

Боря протянул его мне. Разноцветные пластмассовые шайбы, накрученные на медный стержень с резьбой, были подобраны с большим вкусом.

– Могу подарить, у меня их много, – сказал Боря и отдал мне мундштук.

– Спасибо за подарок.

– Между прочим, мог бы и новый подарить, – сказал занудливо Асик.

– Постой, лучше я тебе новый, необкуренный дам, – словно услышав претензии Асика, сказал Боря и побежал в свою будку. Вернулся с новым, сверкающим мундштуком. Тот был с золотистым оттенком, много лучше первого.