Елизавета Петровна, так звали Машину свекровь, сшила к этому дню платье василькового цвета с разноцветными ромашками, сделала красивую стрижку, от чего преобразилась и превратилась в симпатичную женщину. В этот незабываемый день, она первая встретит хлебом с солью невестку и сына, и благословит их на долгую счастливую жизнь! Она счастлива! Ведь ее сын женится!!!

Маша была не против жить в одной квартире со своей будущей свекровью. Ее совесть никогда бы не позволила ей обидеть Елизавету Петровну и оставить ее на склоне лет совсем одну. Ведь прошлая жизнь ее была так тяжела! Она часто рассказывала Маше как семнадцатилетней девушкой ее угнали на принудительные работы в Германию. В то время, совсем еще юная Лиза, не могла уехать в эвакуацию из-за того, что ее мать тяжело заболела. Лиза не хотела и не имела права оставить ее одну. Ее решение было твердым и обдуманным.

Немцы ходили по домам, организовывали облавы, выискивая молодых здоровых людей для рабской работы в Германии. Толпы отчаявшихся людей под дулами автоматов шли к грузовикам, увозящих их далеко от Родины. Когда полицаи подошли к дому, где жила Лиза со своей пожилой матерью, одна из соседок сказала: «Вы пропустили дом, там за углом живет молодая девушка.» Лиза понимала, что ее предали. Она вышла из дома молча, и только плотно сжатые губы и тревожный огонек в глазах выдавал ее душевную боль. Маша видела, как при этих воспоминаниях, лицо Елизаветы Петровны приобретало землянистый оттенок, а глаза смотрели отрешенно куда-то вдаль.

Однажды, рассказывала Маша, Елизавета Петровна попыталась бежать из лагеря. Она знала, что пытавшихся бежать убивали, оставляя в назидание живым труп убитого. Оставление рабочего места тоже каралось смертью. Попытка побега не удалась. Ее поймали и посадили в карцер с ледяной водой. Там, стоя, без еды и воды, она находилась несколько дней. Лагерная одежда была тонкой и совсем не защищала от холода. Вообще, заключенных наказывали даже за сорванное яблоко, за найденную картофелину и просто за медленную работу. Она вопреки всему выжила, и несмотря на издевательства, не оставила попытку побега. Ее поймали во второй раз. Наказание было страшнее первого. Немец заставил ее встать к стенке и навел автомат. Изможденная, она стояла перед ним, а он стрелял в нее и смеялся. Пули пролетали чуть выше ее головы, страх, что в любую минуту жизнь может закончиться, не покидал ее. Лихорадочно мелькали картинки ее коротенькой прошлой жизни. Не знала юная Лиза, что мать каждый день молится за нее и просит: «Спаси меня и мою дочь от руки злых, и избавь от руки притеснителей», «Не дай моим врагам восторжествовать надо мной». А в это время пули свистели над головой ее ребенка. И каждый выстрел мог стать последним.

Как часто и Лиза вспоминала свой уютный домик на берегу Тихого Дона, свою любимую собачку Шарика..Как же ей хотелось вернуться на Родину, обнять свою мать. Мама!, – вспоминала Лиза…

Она сейчас совсем одна в окружении врагов, жива ли она? Кто поможет ей?

Но недаром же говорят, что» материнская молитва со дна моря достанет», а «непобедимость заключена в тебе самом!» Израненное Лизино сердце выдержало и в этот раз. Она выжила.

Прошло много лет. Так хочется заглянуть к ней в душу, узнать, помнит ли она, что с ней происходило? Ведь сегодня она выглядит такой счастливой. Она танцует, как будто она никогда не видела ужасов войны. Но возможно ли забыть те унижения, которые ей пришлось пережить. Глядя на нее, мы с Машей не перестаем думать об этом.

Лизу освободили из фашистского рабства американские войска. Она приехала домой. И однажды, Лиза встретила ту женщину, которая ее предала. Да!!! Это была она: веселая, живая, невредимая! Комок подступил к ее горлу, спазмы сдавили его. Как она могла.. Ведь она же русская, такая же, как моя мать, как я… Лиза почти потеряла контроль над собой, она готова была броситься на эту женщину, но стоявшая рядом подруга, остановила ее: «Лиза! Успокойся! Не надо! У предателей душа-калека. Твоя боль в ее жизни эхом отзовется.» Да, когда тебя предали ты идешь по улице так, словно твои шрамы на спине видны людям даже через верхнюю одежду.» Зажили ли шрамы души у этой пожилой женщины, – задаю я себе вопрос. И не нахожу ответ.