– Я похож на того, кто только и делает, что сидит?

Он снова шагнул ко мне, и я невольно оглядела его с ног до головы, совсем того не желая.

Да уж, он выглядел так, словно вел весьма подвижный образ жизни. И наверное, порой носил тяжести…

– Ладно, – раздраженно вздохнула я. – Можно поговорить и здесь, в дверях, если хотите.

Казалось, он взвешивает все про себя. Наконец он согласился:

– Идем.

Он привел меня в гостиную, загроможденную еще больше прихожей. К счастью, эту комнату освещали, хотя и слабо, бра, где пылало необычное голубое пламя. На стенах – картины, щиты, мечи и свитки. Переполненные книжные шкафы были втиснуты везде, где можно, и даже заслоняли собой окна; в центре комнаты стояла превосходная разномастная мебель. С потолка на нас глядели статуи: с одной стороны – нефритовый кот, с другой – свирепая, опасливо глядящая, до неприличия обнаженная женщина из черного мрамора. Шторы были из лазурного шелка, такие же занавеси имелись на противоположной стене: раздвинутые, они открывали взгляду еще одну коллекцию картин.

Здесь царил страшный беспорядок, и все же это было самое захватывающее, самое красивое место, которое я когда-либо видела.

Всего за секунду-другую я распознала предметы искусств из четырех разных стран, четырех отдаленных уголков мира. Я не могла даже представить, сколько знаний собрано в этой комнате. Должно быть, мои глаза чуть расширились, поскольку вампир издал низкий звук – едва ли не смешок:

– Не нравится мой декор?

Не нравится?

Я хотела сказать, что в жизни не оказывалась в столь невероятном месте, но потом подумала, что, пожалуй, еще не время играть на его самолюбии.

– Из какого вы Дома? – спросила я вместо этого.

Он снова моргнул и спросил, видимо решив, что ослышался:

– Прошу прощения?

– К какому Дому вы относитесь? Там, в Обитрах. – Я указала на стену. – Здесь все такое яркое, явно не из Дома Тени. А сами вы кажетесь достаточно трезвомыслящим, чтобы принадлежать к Дому Крови. Выходит, вы из Дома Ночи?

Его брови снова опустились, нависнув над янтарными глазами так низко, что те стали похожи на драгоценные камешки, сверкающие в тени.

Можно было даже не уточнять, пришел ли он в замешательство. Ну и хорошо. Вероятно, он удивился, узнав, что кто-то из людей интересуется тремя вампирскими королевствами Обитр. А мне нравилось интересоваться всем. Ни в чем другом я не была так хороша, и, кроме того, когда отмеренный тебе срок короток, всегда хочется потратить его на то, чтобы узнать как можно больше.

– И тебя действительно не волнует то, что я могу тебя съесть? – спросил он.

«Немного волнует», – прошептал мой внутренний голос.

– Нет, – ответила я. – Иначе вы бы уже сделали это.

– А может, есть еще кое-что, чем я хотел бы заняться для начала, – сказал он так, что было ясно: другие пугались намного сильнее меня.

Я же устало вздохнула:

– Мы можем поговорить? Времени у нас совсем немного.

Он выглядел слегка разочарованным. Потом махнул рукой в сторону гостиной. Я легко, держа спину прямо, села в красное бархатное кресло, покрытое пылью. Он устроился на кожаном диване напротив меня и принял небрежно-ленивую позу.

– Вы знаете Адкову? – спросила я.

– Достаточно хорошо.

– Город поразила болезнь.

Его губы изогнулись.

– Слышал, один из ваших переменчивых богов затаил небольшую обиду на горожан. Как прискорбно.

Будто Ниаксия, изгнанная богиня вампиров, была добрее нашего бога. Конечно, двенадцать богов Белого пантеона могут быть сколь угодно холодными и непостоянными, но Ниаксия – еретичка, оставившая пантеон две тысячи лет назад ради создания собственной цивилизации вампиров, – была такой же безжалостной и жестокой.