Совет острова Салкс собирался в Батуре довольно часто, тому способствовало много возникающих обстоятельств, по большей части внутренних. В этот раз тому способствовал свиток гуту, доставленный почтовым амисом прямиком с Катиса. Именно в этом документе, закреплённом печатями десяти народов, отражалась общая статистика по сбору дани всех тех, кто входил в священный союз. Этот свиток, обмотанный красной ленточкой, облетел девять островов, прежде чем попасть на Салкс, а после Салкса облетит их вновь.

Он был зажат в когтях королевского амиса – довольно крупной птицы с голубым оперением, и первым его увидел парнишка по имени Кут, ухаживающий за почтовыми птицами в амисандах.

Амисандами называли деревянные строения, напоминающие башни, утыканные оконными проёмами и насестами для почтовых птиц. Они находились недалеко от Батура, и зачастую амисы в дневное жаркое время облепляли их крыши, дабы понежиться на солнышке. Но только свитко-носящие птицы были приучены залетать прямиком в башни, соответствующие их размерам насесты, где доставленные свитки с лёгкостью мог снять с их лап парнишка Кут. Он, веснушчато-рыжий и кудрявый, считал себя чуть ли не главным почтовиком в этих амисандах.

По-детски смешной и забавный, Кут тут же снял с когтей амиса свиток гуту и погладил взволнованную птицу. Её волнение было ему понятным, ведь со стороны острова Сицил приближался грохочущий шторм. И птица чудом успела принести это послание, не попав в завихрения ветра.

Насыпав ей щепотку тифилии, он тут же устремился по винтовой лестнице вниз, подгоняемый неуёмной жаждой служения. Ведь в его обязанности входило не только ухаживание за амисами, но и доставка королевских писем в Батур.

Выбежав из башни, он обнаружил, что солнце уже затянулось чёрными тучами, а напор ветра усилился. Это говорило лишь о том, что скоро прольётся дождь.

С крыши башни вспорхнувшие амисы, издавая протяжные глубокие звуки, залетали в амисанды, на свои насесты, чувствуя холодное приближение штормового монстра. И это было восхитительно красиво – наблюдать за их голубыми крыльями на фоне грохочущего чёрного неба.

Кут, недолго любуясь на своих питомцев, рванул со всех ног к замковой площади, пробегая между домов и улиц, толкотни суетящихся кэрунских торговцев, убирающих свои пёстрые прилавки перед дождём.

Все те, кто завидел в его руках красный свиток, пропускали мальца, потому что знали о значимости доставленного им письма. И уже через минуту-другую, остановившись возле громадных врат Батура, он голосисто окликнул замковую стражу. Стража, облачённая в металлические доспехи, узнав в мальце почтовика, пропустила его в замковые просторы, окаменев в привычной стойке у парадных ворот.

Внутреннее убранство Батура не было столь роскошным или вычурным, как предполагалось многими. Его стены были щербатыми и не вполне ровными. Широкие коридоры с расстеленными на них красными коврами могли бы вместить в себя всю кэрунскую общность разом, но они были безлюдными. Огонь в лампадах подсвечивал всё кругом, но в освещении просторов замка также участвовали оконные проёмы, впускающие в сонную темноту солнечный свет. Всё пространство твердыни от основания до крыши делилось на коридоры, комнаты и залы, которых было большое множество. Но большая часть комнат была необитаема. Поговаривали, что Вессанэсс хотела использовать их для защиты народа от карателей, но совет отверг её предложение, ибо поработители жаждали крови и должны были её получить. Но, так или иначе, во многих комнатах жили семьи членов совета, их многочисленные дети, жёны, жёны их детей и любовницы. И с этим нужно было смириться даже Вессанэсс, которая в глазах народа казалась непогрешимой.