Мари Дженсен, аккуратно достав из своей старой сумки металлический стетоскоп, словно что-то хрупкое и дорогое, попросила немощную Глорию Берг немного оголить грудь. Глория никогда не была ворчливой старухой и всегда делала то, что ей советовала Мари. Её пальцы расстегнули верхние пуговицы тонкой сорочки, и заботливому сострадающему взгляду приоткрылся небольшой участок потемневшей обрюзгшей кожи.

Они находились в небольшой разрисованной цветами комнате, что в вечерних сумерках пламенела закатным солнцем.

Кресло-качалка, на котором сидела Глория, слегка поскрипывало, но при всей изношенности его буковых частей было её любимым креслом.

По правую руку от мадам стоял незатейливый чёрный столик, на котором в витиеватых лакированных рамках красовались фотокарточки её близких и родных. По левую руку, на стене, висела картина неизвестного художника с изображением Эйфелевой башни в Париже, обвешанная искусственными жёлтыми нарциссами.

Старая мадам словно утопала в седине своих длинных волос, лежащих на плечах, но никогда не давала Мари их остричь. Мари более и не настаивала на этом, и единственное, зачем она приходила к мадам, – это справиться о её здоровье.

Астма одолевала её, но более того Глорию одолевали мальчишки из соседнего дома, кидавшие камушки в её окна. На этих детей она частенько жаловалась всем кому ни попадя, и только заботливая Мари сумела решить насущную проблему. Разговор с родителями хулиганов был коротким, но продуктивным.

Приложив головку стетоскопа к груди страдалицы, Мари вслушивалась в звуки её сердца. Это сердце пожилой женщины своим глубоким биением напоминало ей сердце матери, к которой она частенько прижималась в детстве. Сколько лет прошло с тех пор, как они прекратили общаться, – не сосчитать. Хотя иногда отец Мари, Альфонсо, писал ей краткие письма, в надежде вернуть дочь под своё господское крыло. Как бы сейчас сложилась её судьба, если бы она выбрала иной путь?

Послушав сердце немощной старушки, Мари принялась выслушивать её лёгкие.

– Дышите, – нежно говорила она. – Не дышите.

А Глория, смотря на неё, как заворожённый зверёк, старалась всё делать правильно.

– Небольшие шумы в лёгких, моя дорогая, – покачала головой Мари, убирая её волосы за плечи.

– Как старый, изношенный мотор, – посетовала Глория.

Она была брошена своими детьми без внимания и по-матерински всегда радовалась приходу Мари, хотя ничем не могла отплатить ей за заботу.

– Попьешь чаю, милая? – спрашивала всегда она.

И Мари не смела ей отказывать. Пусть чаепитие и сопровождали длинные памятные разговоры.

Кем была Мари Дженсен в округе? Спасительницей? Или той, что всего лишь уделяла нуждающимся своё внимание? Мнения были разными. Большинство жителей Рейне относилось к ней предвзято. Ведь она, имея только лишь образование медсестры, брала на себя слишком много обязанностей, а оказывать медицинскую помощь Мари не имела никаких прав, так как официально нигде не работала. Но те, кто пользовался её услугами медсестры, частенько платили ей, кто чем мог, и она всё чаще и чаще находилась в Рейне с ними. Порою Франк ругал её за это, но она редко прислушивалась к нему.

Новость о пропаже двух рыбаков появилась ближе к вечеру, когда обеспокоенная Клер Фостер зазвонила во все колокола. Второй, узнавшей о случившемся из числа родственников, была, конечно же, Мари, потому что Клер видела её у старушки Берг и в первую очередь беспокойной тенью устремилась туда.

Чуть позже на перешейке местные рыбаки наткнулись на пропавшую моторную лодку, заполненную на четверть почерневшей водой. Её надломленные борта, будто надкусанные кем-то, приоткрыли жуткую картину случившегося. По одной из версий, озвученной пьяницей Карлом, причиной таких следов могла быть чья-то зубастая пасть. Он припомнил стаю касаток, что видел давеча у северного фьорда, и слухи, словно тени, расползлись сами собой. Теперь уже мысли каждого болтливого сумасброда обрастали неутешительными домыслами. Они завеяли смертью ещё сильней, когда отбуксированную покорёженную лодку увидели остальные жители Рейне. Это всё, что им удалось отыскать. Барни Фостера, как и Франка Дженсена, никто найти не мог. Ни тел, ни прочих обстоятельств их исчезновения, кроме того, что они отправились проверить сети, не было. И эта прискорбная новость разлетелась по округе молниеносно, а потом уже обрушилась неподъёмным грузом и на плечи Сэл.