– Идем, – костлявая рука грубо дернула за предплечье, вырывая из сонных размышлений. В духоте и дыму от свечей немудрено было задремать где-нибудь в темном уголке на скамейке. Интересно, чтобы тетка сказала на это? Представив ее строгое морщинистое лицо, искаженное праведным возмущением, Эван, не сдержавшись, улыбнулась. Острый локоть тут же больно пихнул в ребра.

– Бесстыжая, – прошипела тетка, оглядываясь по сторонам, – грешно смеяться в божьем доме!

– Разве радость смертный грех? – недоумевала она, заплетаясь в собственных ногах, пока ее тащили к выходу.

– Поговори мне еще… Стыдись, Эван!

Водянистые глаза, затронутые неизбежной старостью, осуждающе глядели на девушку из-под тонких седых бровей. Женщины стояли прямо у деревянных дверей церкви, солнце заливало площадь перед ней, а ветер приятно обдувал, даруя утреннюю прохладу.

– Я стыжусь, тетушка, – тихо произнесла Эван, выдержав взгляд, после чего понуро опустила голову.

Ответ устроил ее богобоязненную тетку и, наконец, она затопала по пыльной тропинке, ведущей прямиком к небольшому поселению. Девушка стянула легкий платок с головы, позволяя локонам рассыпаться по спине. Молодой парень, идущий им навстречу, улыбнулся, бросая такой взгляд, что внутри у Эван запульсировал жар прямо в груди. Знала она этого красавца с загорелой кожей и темными глазами в обрамлении черных длинных ресниц – подмастерье кузнеца. В свои девятнадцать влюбляться по-настоящему ей еще не доводилось, однако очень уж хотелось. И, кажется, улыбчивый парень, прошагавший мимо отлично подходил на эту роль. Ветер подул в лицо, а Эван слегка помотала головой, чтобы волосы красиво легли на плечи, после чего взмахнув ресницами, посмотрела прямо в глаза кузнецу. И тут же огребла…

– А ну, собери патлы! – одернула ее тетка, не давая даже помечтать о молодом кузнеце. Вздохнув, Эван послушно повязала локоны в хвост все тем же платком. Интересно, почему он ей улыбнулся? Может понравилась? А почему бы и нет? Надо бы завтра поутру выйти пораньше двор мести, наверняка он пойдет в кузню той же дорогой, как раз мимо их дома. Вот только чтобы надеть? Слишком нарядиться не получится, кто же ходит убираться да курей кормить в праздничном сарафане? Тетка точно все поймет и потом заставит пол дня молиться на коленях перед иконами, а этого Эван вовсе не хотелось.

– Лишь блудницы мужиков привлекают растрёпанными космами, – продолжала нудеть она, угрюмо ссутулившись. Иногда молодой девушке казалось, что тетушка постарела раньше времени из-за своего сварливого характера. Но жаловаться на нее и правда грешно, кривить душой Эван не стала бы. За всю свою жизнь она никогда не знала нужды. Дома всегда были горячая еда, теплая постель и игрушки в детстве. Лишь ласки дать она не могла – слишком уж замкнута и строга.

– Надень платье попроще, да ступай на базар, – велела тетка, подходя к калитке их небольшого, но уютного дома. – Купи хлеб да рыбу. Но смотри! Будешь глазки торговцам строить – получишь у меня!

Эх… а ведь если торговцам мило поулыбаться, они скинут пару монет и потом на них можно купить вкусный медовый пряник, который так чудно умять по дороге домой. Но ослушаться тетку Эван не решалась, а потому послушно кивнула и вошла внутрь.

Их дом был совершенно ничем не примечательным среди прочих таких же на искривленной улице в миле от леса. Деревянный, крепкий, с двумя спальными комнатами и просторной кухней. Эван не знала откуда он у тетки, ведь про свою жизнь та почти ничего не рассказывала. Так же во дворе имелся сарай, где ночевали козы и птицы. Коз она любила, преимущественно маленьких козлят. В детстве даже пыталась тайно пронести одного малыша в свою комнату, однако тоненькое блеяние выдало ее с головой и тетка тут же обнаружила беспорядок, потом долго ворчала, ругая за проказы. А вот с курами Эван не ладила. Не любили они ее и петух особенно. Частенько этот важный господин гонял девушку по всему двору, так и норовя клюнуть побольнее. Потому-то она очень ждала, когда тетка наконец сварит из него суп, а ее муки прекратятся.