– Поддерживаем! Поддерживаем! – в один голос воскликнули члены совета.
Только сейчас понял Дрейф, отчего господин де Лартиг едва не потерял сознание, когда первый раз взялся читать отчет; флибустьер корил себя за то, что причинил столь мучительную боль честному офицеру, пусть и невольно: ведь он ни сном ни духом не ведал о его близком родстве с убийцей.
Когда ропот, вызванный оглашением этого необычного обстоятельства, утих и снова воцарилась полная тишина, командир встал.
Господин де Лартиг был бледен, но держался твердо; на его мужественном лице не осталось ни тени былой слабости – оно сделалось совершенно каменным.
– Господа, – проговорил он с горькой улыбкой на бесцветных губах, – благодарю вас. Господин докладчик исполнил свой долг, доведя до вашего сведения факты, которые вы не знали; но я позволю себе не согласиться с вашим мнением, отвергнув легкий окольный путь, коим вы благожелательно предлагаете мне воспользоваться, призывая меня отказаться председательствовать на этом военном трибунале. Я не в силах оставить свое место. Король назначил меня командовать этим кораблем, и я обязан смириться со столь почетным бременем. Я изменил бы своему долгу, к чему вы не хотели бы меня склонить, если бы отстранился и снял с себя ответственность, коей я облечен в нынешних столь серьезных обстоятельствах. Когда я был призван исполнить долг верховного судии во имя торжества закона, постыдно попранного жалким нечестивцем, недостойным ни малейшего снисхождения, то решил: чем ближе мне виновный, тем строже должен я его судить. И долгу своему я не изменю, что бы там ни было. Пусть я послужу вам примером, ведь большинству из вас однажды будет суждено командовать кораблями, и тогда вы вспомните, что честный человек ни за что на свете, сколь бы дорого его сердцу что-то ни было, не поступится ради этого своим долгом.
И, обращаясь к лейтенанту, ждавшему его приказов, он сказал:
– Введите обвиняемого, пусть он предстанет перед советом.
Шепот восхищения, подобный электрическому заряду, раскатился по рядам присутствующих. Послышался чеканный шаг солдат морской пехоты; матросы расступились вправо и влево, освобождая широкий проход для арестанта, который под конвоем ступил за балюстраду и остановился напротив председателя совета. Солдаты встали в двух шагах позади него и замерли как вкопанные. Осанка у графа Ораса была вызывающей. Голова надменно вздернута, взгляд исполнен пренебрежения, на лице – насмешливая гримаса. Минуты две-три – целую вечность! – в «совещательной» стояла гробовая тишина.
– Огласите отчет! – бесстрастно проговорил командир корабля.
Корабельный писарь встал и медленно и монотонно зачитал отчет. Завершив наконец чтение, он отдал честь и сел на место.
Граф Орас улыбался.
– Господин герцог де Лa Toppe, – сказал командир, – действительно ли факты изложены в отчете точно?
– Клянусь честью, все без исключения, – отвечал герцог, приветствуя совет.
– Ваше слово, господа? – продолжал командир, обращаясь к другим свидетелям.
– Клянемся честью! – единогласно подтвердили те.
– Прекрасно. Соблаговолите занять свои места.
Господин де Вильномбль все так же улыбался, обводя спокойным взглядом присутствующих.
После короткой паузы командир корабля продолжал, обращаясь на сей раз к арестанту:
– Вы слышали обвинение, выдвинутое против вас, сударь? Что вы имеете сказать в свою защиту?
– Я имею сказать, дорогой дядюшка, – ответствовал граф, пренебрежительно пожав плечами, – что считаю эту комедию отвратительным фарсом.
– Сударь, – строго отрезал командир, – у вас нет здесь родственников; вы предстали перед военным трибуналом, созванным по закону, чтобы рассмотреть факт вопиющего злодеяния. Предупреждаю в последний раз, отвечайте!