***

Полумрак лавки артефактов едва рассеивали тусклые лучи солнца, пробивающиеся сквозь пыльные витражи на окнах. В воздухе плавали тяжелые ароматы благовоний и пряностей, щекоча ноздри. Отовсюду, с полок и прилавков, таращились диковинные вещицы – статуэтки неведомых божков, амулеты с искрящимися камнями, склянки с разноцветными порошками и эликсирами.

День тянулся бесконечно долго. Я делала вид, что занята, но мысли то и дело возвращались к ночному происшествию. Ворох вопросов без ответов, чувство вины и разочарования не давали покоя. Госпожа Лаура, хозяйка лавки, где я подрабатывала, косилась неодобрительно, но помалкивала. Видимо, решила, что у меня очередные женские дни.

Вечером, когда покупатели схлынули и пришло время закрываться, госпожа Лаура вдруг окликнула меня:

– Задержись-ка, Адель. Разговор есть.

Я замерла с метлой в руках, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Неужели кто-то видел мои ночные похождения и донес хозяйке? Или еще хуже – страже? За мародерство в городе полагалась порка на площади, а то и тюрьма. Сглотнув вязкую слюну, я приблизилась к прилавку, за которым восседала госпожа Лаура.

Хозяйка была женщиной видной – высокая, дородная, с копной иссиня-черных волос и пронзительным взглядом угольно-черных глаз. Закутанная в цветастую шаль, она возвышалась за стойкой, словно королева, приемлющая подданных. Крупные перстни на ее пальцах бросали россыпи бликов от масляных ламп. Густо подведенные сурьмой глаза пронизывали, будто пытаясь проникнуть мне в самую душу.

Никто точно не знал ни ее возраста, ни происхождения, но поговаривали, что в молодости она была придворной магичкой в дальних землях. Впрочем, сейчас госпожа Лаура не колдовала, а держала лавку артефактов – единственную на весь квартал. И хотя платила она скудно, из своих работниц буквально выжимая все соки, закрывать глаза на мою бездарность все же соглашалась. За это я была ей благодарна.

Хозяйка окинула меня долгим испытующим взглядом и неожиданно хмыкнула:

– Вижу, ночка у тебя выдалась не из легких. Под глазами круги, бледная, словно мел. Где шлялась до утра?

От такой прямоты я на миг лишилась дара речи. Лаура что, читает мысли? Или просто на моем лице все написано? Замявшись, я пролепетала:

– Я… Простите, госпожа. Не могла уснуть, гуляла по городу, вот и заблудилась. Больше не повторится!

Лаура фыркнула и откинулась на спинку кресла, не сводя с меня пронзительного взгляда.

– Заблудилась она, как же. По пепелищам и катакомбам небось шастала, сокровища искала. Знаю я вашу нищую братию, все норовите легкой наживы добыть.

У меня от ужаса едва колени не подогнулись. Все-таки она в курсе! Сейчас прогонит с позором, лишит куска хлеба. А может и в тюрьму упечет, для острастки другим воришкам. Зажмурившись, я приготовилась к худшему. Но следующая фраза госпожи Лауры заставила меня вздрогнуть:

– Не трясись ты так, дурочка. Я сгоряча ляпнула. Никто тебя со свечкой по подвалам не выслеживал, охота мне больше делать нечего. Но вот совет добрый дам – завязывай с ночными вылазками. Ничего там, кроме праха и разочарования, не сыщешь.

Сделав долгую паузу и не дождавшись от меня ответа, хозяйка продолжила уже другим тоном:

– Я ж не просто так тебя сегодня дергаю. Дельце у меня к тебе есть одно. Знакомец мой письмецо передал, просит подсобить с одной работенкой. Но мне отлучаться надолго не с руки, лавку не на кого оставить. Вот я и надумала тебя послать, по старой дружбе.

Я удивленно захлопала ресницами. Лаура меня с поручением посылает? Впервые на моей памяти. Обычно только в лавке горбатиться заставляет с утра до ночи. И что за дельце такое – "по старой дружбе"? Помявшись, я робко спросила: