Одно моргание означало «да». Два – «нет». Три заключали вопрос: «С тобою все в порядке?» Четыре – «Я здесь, я с тобой». Пять – «Ты не спишь. Это реальность».

Фенрис снова трижды моргнул. «С тобою все в порядке?»

Аэлина сделала глотательное движение. Слюны не было. Язык оцарапал верхнее нёбо. Она мигнула один раз. «Да».

Потом насчитала шесть ответных миганий.

Насчет значения шести они не уславливались. Фенрис сам придумал этот сигнал. Должно быть, что-то вроде «Врешь». Ей не захотелось признавать его новшество, и она еще раз ответила «да».

Темные глаза волка внимательно оглядывали ее. Он видел все. Каждый момент ее истязаний. Если бы ему позволили вернуться в обличье фэйца, он бы смог рассказать ей о соотношении реального и нереального. Возможно, ничего реального не было вообще.

Но ее нынешнее пробуждение не сопровождалось болью. Похоже, и увечья исчезли. Осталась лишь память о них. Перед глазами всплыла ухмыляющаяся физиономия Кэрна, обращавшегося с нею, как мясник с тушей.

Почему Кэрн оставил ее на алтаре, а не затолкал обратно в гроб? Должно быть, намеревался скоро вернуться.

Аэлина шевельнулась. Цепи натянулись. Замок маски впился ей в затылок. Сколько же недель, месяцев или даже лет ее лицо и бóльшая часть тела не ощущали дуновения ветра?

На ту часть тела, что не была закована в железо, ей надели белую сорочку без рукавов, доходящую до середины бедра. Ноги и руки оставались открытыми для издевательств Кэрна.

Смутно проскальзывали воспоминания, что в иные дни с нее снимали даже сорочку и Кэрн полосовал ей кожу на животе. Меж тем, проснувшись, она видела сорочку на прежнем месте, непорванную и без следов крови.

Фенрис навострил уши. Этот сигнал Аэлина воспринимала мгновенно.

Она ненавидела дрожь во всем теле, охватывающую ее всякий раз, когда за железной дверью квадратного помещения раздавались шаркающие шаги. Окон помещение не имело, каких-либо других дверей – тоже. Таким же глухим был и каменный коридор, кусочек которого ей иногда удавалось увидеть. Извне сюда проникал только шум воды.

Шум стал еще громче, когда в двери щелкнул замок и она со стоном открылась.

Аэлина собрала всю волю, чтобы не задрожать при виде вошедшего фэйца с каштановыми волосами.

– О, да ты уже пробудилась? Ах я нерадивый! Плохо угостил тебя в прошлый раз.

Голос. Этот голос она ненавидела сильнее всех прочих голосов. Холодный и отвратительно вкрадчивый.

Ее мучитель был в фэйских воинских доспехах, но с пояса на узкой талии не свисало никакого оружия.

Кэрн увидел, куда она смотрит, и ласково потрепал привешенный к поясу тяжелый молоток.

– До чего же тебе не терпится получить новую порцию.

Она не могла призвать на помощь магическое пламя. Даже искорку.

Кэрн прошел к горке дров возле жаровни и бросил несколько поленьев в угасающий огонь. Голодное пламя сразу же набросилось на дрова.

Магия Аэлины не отзывалась. Все, чем ее кормили и поили сквозь узкую щель маски, отдавало железом.

Поначалу она вообще отказывалась есть и пить. Чувствовала привкус железа и выплевывала. Когда она чуть не умерла от обезвоживания, ей насильственно влили в рот воду. Затем позволили голодать, пока она не сдалась и не проглотила все, что поставили перед нею. Со вкусом железа или без – это ее уже не волновало.

Она редко вспоминала о моменте своей слабости. Как же ликовал Кэрн, увидев, что она ест. И как бесновался потом, не сумев сломить ее дух.

Кэрн подбросил дров в другую жаровню и щелкнул пальцами.

– Можешь справить нужду в коридоре, – сказал он Фенрису. – Потом возвращайся без промедления.

Громадный волк вскочил, словно невидимые руки призрака подняли его с пола, и бесшумно исчез за дверью.