Моя дружба с придворными никогда особо не клеилась, но мне казалось, будто мы с Деб нашли общий язык и можем хорошо сосуществовать. Матушка не запрещала мне водиться с прислугой, но и не уставала напоминать – когда я сяду на трон их место будет все так же в тени, а не на виду. Было обидно, что мою тайну она так легко раскрыла Лену. В голове тут же пробежали несколько мыслей, которые были нацелены на ее оправдание, но я быстро их прервала. Даже ее симпатия к моему другу не могла служить весомым поводом для раскрытия этой тайны.

– Посмотри, все хорошо?

Я подняла глаза на платье и удовлетворительно кивнула. Рассматривать его детально мне не хотелось, ровно, как и не хотелось его надевать, и куда-то идти завтра вечером. Ленсифер помог мне аккуратно его снять и надеть мой прежний наряд. Шелк юбок шептался между собой, пока мне зашнуровывали корсет. Как только все было готово я быстро спрыгнула с подиума и быстрым шагом направилась к выходу из примерочной, не обращая внимания на то, что напоследок мне говорил портной.

Коридор замка встретил меня ярким светом от заходящего солнца, на камень и плитку будто разлили волшебную оранжевую краску, он светился изнутри. Я подошла к большому открытому окну. Весь мир будто был окрашен в диковинный оранжевый цвет, теплый ветер задевал своей рукой листья деревьев и уносился дальше, чтобы коснуться цветов, знамен, а затем дотронуться и до моих волос. Я зажмурилась. Я видела себя там, за территорией не просто двора – за территорией столицы. В той залитой горячий светом долине, среди закатных лучей. Они звали меня в свои объятия обещая мне одно – свободу. Я могла бы быть свободна. Но фантомная тяжесть короны пригвоздила меня к замку, как мотылька к бумаге. Через закрытые веки мир виделся сплошным оранжевым пятном.

– Аккуратнее, не упади, – меня прервал знакомый голос, – будет обидно, если Рубрумор лишится будущей правительницы так глупо, не находишь?

Отец стоял слева, у лестниц. Уставший взгляд был направлен на меня, легкая улыбка украшала губы. Он был без короны, а это значило то, что все государственные дела на сегодня завершены, и он вероятно направлялся в свои покои чтобы принять душ перед ужином. Отец не торопясь подошел ко мне и выглянул в окно.

– Чудесный вид, как и всегда. Любуешься будущими владениями?

С отцом у меня всегда получалось быть честной. Ему я всегда доверяла. И теперь, когда он стоял так близко ко мне и я чувствовала его парфюм, я поняла, как мне страшно.

– Отец, – пришлось вскинуть голову, он был гораздо выше меня, – я очень боюсь. Я боюсь, что не смогу править. Не смогу как мама…

Голос сорвался и пришлось проглотить ком, образовавшийся в горле. Почему-то эмоции получалось держать в себе весь день, но как только он оказался рядом – подбородок задрожал.

– Дочь…

– Нет, стой. Дай мне сказать, а потом я тебя выслушаю. Мне кажется, это не для меня. Я знаю, что меня всему научат, что я еще не скоро взойду на трон, а завтрашний прием лишь формальность из-за необходимого ритуала перед моим шестнадцатилетием. Но я ведь видела записи, я видела фотографии и портреты мамы в моем возрасте, – я отвернулась от отца и уперлась взглядом в линию горизонта, чтобы он не увидел моих мокрых глаз, – по ней видно было. В ее стати, во взгляде. Она уже в шестнадцать лет была готова занять трон. Если бы ей прямо тогда вручили корону и кортик, она бы села на трон и правила… Во мне этого нет. Я осознаю все свои обязательства перед вами и государством, перед другими Столицами и подданными. Но это не мешает мне бояться…

Отец слушал меня не перебивая, щекой я чувствовала его взгляд. Слезы катились по лицу, и срываясь с подбородка разбивались об каменный подоконник. Солнце зашло, оранжевая краска померкла. Скоро по всей Столице зажгут фонари.