Серые глаза закатывались, серебро волос меркло, жизненные силы постепенно покидали его, а во мне откуда-то взялось так много сил и злости, что я только еще сильнее надавила на меч.

Я не слышала ничего вокруг себя, в ушах шумело. Поэтому тот миг, когда меня сзади схватили за руки и подняли от тела Деймоса стал для меня шоковым. Я заметалась, боясь, что это были его союзники. Пыталась дотянуться до того, кто держал меня за плечи, но в итоге у меня получалось поцарапать только саму себя. Сквозь вату до меня наконец донесся голос отца, и в секунду злость покинула меня, уступив место страху и боли. Отец развернул меня к себе лицом, и обнял меня. Я цеплялась за его шею и рыдала. Размазывая по бархатному наряду отца кровь, грязь и слезы.

Через пелену слез я видела, как стража поднимает Деймоса и что-то говорит отцу, как тот машет рукой в сторону дворца и дает указания, не выпуская меня из объятий.

В тот миг я отчетливо ощутила, как что-то внутри меня ломается с глухим хрустом. У мира вдруг будто пропали все краски, и став сначала черно-белым, он потихоньку начал меркнуть, пока я совсем не потеряла сознание.

За окном занимался первый февральский рассвет, принесший с собой вьюгу страшнее любой декабрьской. Столица была утомлена отсутствием солнца, тепла и обильными осадками. Зима не хотела сдавать свои позиции, и кажется к своему третьему месяцу только вошла во вкус. Королевский замок не спал уже три часа, все оживает с пяти утра. Начинают готовить тесто для хлеба на кухне, в конницах кормят лошадей, первые политические собрания по делам межгосударственных отношений проходят уже в шесть утра.

Мне всегда казалось, что матушка теряет что-то важное с таким темпом жизни. Несмотря на то, что она мало времени тратит на сон – жизнь идет будто мимо нее. Королева Рубрумора несется по течению бурной реки своей жизни, совсем не успевая рассматривать берега. Догадывается ли она о том, что упускает?

Сильный порыв ветра бросил в окно очередную порцию снега, и тот с характерным пощелкиванием примерз к стеклу. К обеду метель успокоится, солнце чуть нагреет все это, но холодный ветер не позволит растопить. И тогда мое окно снова заледенеет, не позволяя мне рассматривать мир за пределами замка. А этот самый мир я могу видеть теперь только так.

Я откинула плед и встала из глубокого кресла. Ноги немного затекли, и я потянулась, позволяя уставшему телу разогнать кровь к моим конечностям. Ладони обожгло холодом, когда я приложила их к стеклу, но лишь на секунду. Затем руки наполнились теплом магии, и снег, примерзший с внешней стороны, стал сползать вниз рваными островками.

Я улыбнулась виду из окна. Столица внизу тоже уже давно проснулась и жила своей торопливой, суетной жизнью. Из труб поднимался дым, топились печи, по площади бегали дети, которым холод хоть и надоел, но помехой для веселья не был. Раздался стук в дверь, и я, не открывая взгляда от площади выкрикнула одобрение.

– Доброе утро, Дафна, – отец приблизился ко мне и поцеловал меня в макушку, – как спалось?

На площадь привезли прилавок с фруктами. Даже из своей комнаты я могла заметить, как он искрил заклинанием, что не позволяло всем ягодам и плодам превратиться в свежемороженый десерт.

– Я не спала пап, меня снова мучают кошмары, – я упорно смотрела только в окно, – сомниум уже давно не помогает мне в борьбе с ними, я думала ты знаешь.

Какой-то мальчишка попытался стянуть с прилавка горсть ягод мунаевого дерева, но был отброшен магией на добрых два метра, удивительно, что на ногах устоял. Я улыбнулась – так вот почему стойка искрила, будто туда фейерверк засунули, там происходил конфликт двух заклинаний.