Я кивнул. Эта церковь, расположенная неподалеку от Тауэра, одна из немногих уцелела во время Великого пожара.
– Давайте встретимся там, но не в самой церкви. После проповеди ждите меня на улице в наемном экипаже. Хочу сохранить наш разговор в секрете.
– Как пожелаете. – Я сразу оживился. – Можно узнать почему?
Но леди Квинси уже отвернулась. Она заскользила сквозь толпу к двери, а следом шел ее маленький сопровождающий. Теперь я разглядел, что это черноволосый мальчик – должно быть, паж леди Квинси, только без ливреи. Он шел, завернувшись в слишком длинный плащ с высоким воротником.
Стоило леди Квинси скрыться на лестнице, и меня охватило разочарование. Слуга последовал за госпожой. В дверях он оглянулся, и я увидел, что мальчик – африканец.
После того как леди Квинси и ее паж скрылись, я выждал несколько минут, чтобы не столкнуться с ней случайно. Затем я тоже покинул балкон и спустился на Пеббл-корт за Банкетным домом. Небо было затянуто серыми тучами, мостовая под ногами стала мокрой и скользкой.
Как и всегда в те дни, когда король исцелял недужных, покои дворца, куда допускались посетители, были забиты до отказа. Страждущие приходили не одни: их сопровождали родные и друзья, желавшие и поддержать больного, и увидеть чудо королевского руконаложения. Обычно многолюдные церемонии исцеления в сентябре не проводят, но количество желающих было так велико, что король отдал соответствующий приказ. Карл II был проницательным человеком, отдававшим себе отчет в том, насколько важно напоминать подданным о божественной природе королевской власти. И разве чудо наложения монарших рук не лучший способ доказать, что наш правитель – помазанник Божий?
Я направился в противоположный угол двора, прошел через дверь и поднялся в Тихую галерею. Господин Чиффинч ждал меня в покоях, где проходили ежеквартальные собрания Совета красного сукна, в котором он состоял. Я же был секретарем Совета. Чиффинч сидел в одиночестве, остальные заседатели уже ушли обедать. Он расположился у окна, и возле его локтя стояла бутылка вина. Чиффинч был дородным мужчиной, из-за румянца его лицо выглядело добродушным, но это впечатление было обманчивым.
Власть Чиффинча не бросалась в глаза, однако он обладал бо́льшим влиянием, чем многие придворные: ведь он служил хранителем личных покоев короля и к тому же его личным секретарем, а это означало, что только Чиффинч решал, кого допустить к монарху. Именно Чиффинч велел мне ждать леди Квинси на балконе Банкетного дома, объявив, что таков приказ короля и его величество рассчитывает на мою деликатность. Кроме того, мне было велено исполнять любые распоряжения ее светлости.
– И чего же она хотела? – поинтересовался Чиффинч.
– Не имею права говорить об этом, сэр.
Чиффинч пожал плечами: мой ответ его раздосадовал, но не удивил. Он не любил пребывать в неведении, однако король посвящал его не во все свои дела.
– Надеюсь, вы не привлекли к себе внимания?
– Похоже, что нет, сэр.
– Вот что я вам скажу, Марвуд: в чем бы ни состояло ваше поручение, постарайтесь оправдать наши ожидания, иначе вы горько пожалеете о своих ошибках. Король не любит, когда его разочаровывают. А сейчас он отнюдь не в снисходительном настроении, в чем лорд Кларендон убедился на собственном горьком опыте.
Я отвесил поклон. Несколько месяцев назад король отправил в отставку лорд-канцлера Кларендона, своего давнего советника. Это событие стало самым большим политическим потрясением со времен Реставрации монархии семь лет назад. Но отставка не лишила лорда Кларендона политического влияния. Его дочь была замужем за родным братом Карла II, герцогом Йоркским. Поскольку законнорожденных детей у его величества не было, а королева Екатерина вряд ли могла подарить супругу наследника, герцог стал предполагаемым наследником своего венценосного брата. Более того, следующими претендентками на престол были внучки Кларендона, пятилетняя принцесса Мария и ее младшая сестра Анна. В случае смерти короля Кларендон вполне может стать еще более важной фигурой, чем сейчас.