Чуть в стороне, на невысоком холме королевский дворец. Когда-то он был крепостью, и пра-пра-прадед последнего короля взял его штурмом, присоединил к своим владениям, глянул с холма на город, и перенес свою столицу сюда, в Марни. С тех прошло много лет, по разным причинам королевство уменьшилось, но Марни оставался прекрасным.

От дворца по пологому склону холма спускался парк, который плавно превращался в лес, где стараниями егерей водились олени и кабаны, куда ныне изредка, а в прежние годы часто ездили охотиться короли с блистательными свитами.

От дворца по крутому склону холма шла дорога, извилистая и узкая, поднимающийся по ней почти полчаса вынужден был бы ехать под обстрелом из замковых башен… вот только давно уже ни один враг не поднимался по этой дороге.

Дорога спускалась к городу и превращалась в улицу – широкую и прямую. Вдоль нее стояли высокие каменные дома знати, вокруг них буйная зелень садов и кованое кружево оград.

А уже дальше, глубже в город – мастерские и склады, не такие красивые, но жизненно необходимые. Шумит базар, шумят люди, прямо на улице продают и покупают рыбу и овощи, мясо и оружие, инструменты и рабов…

Марни – прекрасный город.

***

По дороге от дворца верхом на чалой кобыле ехал юноша. Одет неброско, но добротно, на бедре короткий меч, который он несет с небрежной привычкой дворянина. Он едет не спеша, и те, кто смотрят на него, думают, что это оруженосец или паж богатого вельможи – он едет один, без свиты, значит – служит кому-то, достаточно богатому, чтобы одеть пажа с неброской элегантностью…

Юноша сворачивает с главной улицы и едет глубже в ремесленные кварталы. Здесь улицы становятся уже, теснее, и всадник выделяется здесь слишком сильно, прохожие следят за юношей с опасливым любопытством. Он не замечает этого, или делает вид, что не замечает.

Бнози не видит юношу, но чует его. Бнози лежит в сточной канаве, в грязи и нечистотах, но не замечает этого, она полностью сосредоточена на юноше. Половина дороги сделана, надо продолжать. Бнози ужасно много сил потратила только на то, чтобы незаметно выпасть из кармана, но теперь легче, теперь ей надо не действовать самой, а внушать другим…

Очень трудно делать что-то самой, если руки-ноги не слушаются, ведь в них нет ни жил, ни мышц, одно лишь воображение. Бнози гордилась бы силой своего воображения, если б у нее было время. Но времени нет. Если юноша пройдет мимо, Бнози останется в канаве, и Хозяин скоро спохватится пропажи. Найдет, найдет и все пойдет прахом! И даже хуже, чем прахом – Хозяин поймет, что Бнози способна на такое, и все… больше он ее не выпустит.

Бнози представила нить от себя к юноше и потянула. Осторожно, чтоб нить не лопнула, но сильно, как могла сильно. Когда она была жива, она б этого мальчишку привела бы просто и легко, но не сейчас. У Бнози нет мышц, нет тела, и магия у нее лишь та, что вообразили себе другие. Бнози подозревала, что в дополнение к этому получила от кого-то помощь, и опасалась, что потом придется расплачиваться. Но это будет потом, а сейчас…

Кобыла оступилась, и юноша покачнулся в седле. Ему показалось, что кобыла захромала, и он спрыгнул на землю осмотреть копыта. Все было в порядке, но рядом, прямо в сточной канаве, он заметил тряпичную куклу. Она раскинула ручки-ножки, уставилась в небо блестящими глазами. Лицо куклы было совсем как живое, а в глаза сверкали, как драгоценные камни. Юноша поднял куклу, отряхнул от грязи, посмотрел внимательнее и очень удивился – в глазницы куклы в самом деле были вставлены драгоценные камни. От этого лицо куклы было жутковатым – смуглое, равнодушное, с толстыми губами и плоским носом, и бледным сверканием в глазах без зрачков. Одежда куклы – бархат с золотым шитьем, платье сделано сразу и небрежно и очень дорого, просто кусок ткани свернут в трубочку, перехвачен шнуром… и сверху пришита голова. Юноша вдруг понял, что голова сделана настолько искусно, словно это настоящая голова крошечной женщины была отрезана, высушена и пришита к куску ткани. И в глазницы вставлены два крупных сапфира.