И некуда ей бежать. Память сжимает ее тяжкими металлическими оковами.

Ей защемило сердце. Дед не хотел признать, что покупал дружбу немцев за свои немалые деньги. Она помнит громкие споры в кабинете отца.

«Ты купил его за деньги. Я на это неспособен», – наступал на высокомерного деда Гейнц, после того, как тот купил шантажиста и нациста адвоката Рихарда Функе.

Дед кричал: «Ты думаешь, что с таким человеком, как Функе, можно говорить, как с джентльменом?! С такими типами я умею говорить, потому что знаю, кто передо мной стоит».

Она отвечает на крики, доносящиеся из прошлых лет: нет у евреев места, кроме страны Израиля.

Дорогой мой,

Я очень переживаю и уже с трудом переношу напряжение души. И я не нахожу пути облегчения. Меня просто преследует ощущение, что следует завершить этот рабочий вояж и вернуться домой. Жду твоих писем. Даже увидев твой почерк, я успокаиваюсь.

Прошлое высасывает из нее силы. Семидесятилетний Балдин, работавший мастером на их металлургической фабрике, пересказал ей с сочным берлинским акцентом до мельчайших деталей свои беседы с уважаемым господином Артуром Френкелем. Отец предстал перед ней в совершенно новом свете.

Израиль беспокоился, что она много тратит. И друзья Куно и Труда повторяли: «Береги доллары. Ценность их высока». Она в шоке: «Обманывать свое государство?!» Они удивлены ее честностью. Ведь всем известно, что евреи любят деньги! Она не принимает подарки от Артура, бывшего мужа Руфи. Но она хочет использовать его служебное положение для получения важной информации. У Артура весьма высокая должность в министерстве по выплате репараций. Он последний, кто подписывает просьбы о выплате.

«Евреи покидают Германию. Мне необходимо взглянуть на документы евреев, спасшихся от Катастрофы, это позволить мне узнать их судьбу и пути их спасения. Это поможет моим исследованиям и написанию романа»

Наоми просматривает документы и краснеет от стыда за своих соотечественников. Израильтяне требуют денег за то, что вынуждены были репатриироваться в Израиль и там жить! Граждане Израиля требуют репараций за участие в войне за Независимость, за страдания в кибуцах, за тяжкий труд, за то, что вынуждены были жить в палатках. Даже за то, что их кусали комары, они требуют повышенных репараций. Хитроумные израильские адвокаты ругают свою страну, лишь бы выудить из Германии как можно больше марок.

«Артур, государство Израиль сгорит от стыда, если однажды Германия решит опубликовать содержание просьб своих граждан. Народ, теряющий честь, подобен самоубийце. Сколько страданий и горя принесла нам, евреям, жадность к деньгам. История использует эти, ныне засекреченные, письма. Что тогда подумает и напишет историк? Евреи готовы от всего отказаться во имя денег».

Она не в силах успокоиться. И в этом замешаны правительственные чиновники, движение кибуцев и мошавов, интеллигенция, писатели. С отвращением она читала их требования. Ни одного доброго слова о своем государстве. Ни одного слова об участии сионистов в спасении евреев. Она пишет письмо министру юстиции Пинхасу Розену об этих секретных материалах.

«Однажды все это откроется, и нас спросят, зачем вообще репатриировались евреи в Израиль».

Артура спасла немецкая семья его второй жены. Все годы войны они рисковали своими жизнями, переводя его из укрытия в укрытие, расплачиваясь семейными драгоценностями. Наоми горячо принимают в их богатом доме, который он приобрел тоже на репарационные деньги.

Артур поглаживает своих породистых овчарок, говорит, что именно им останется в наследство все его имущество, то есть, оно обеспечит им уход после его смерти. Взгляд его мягок, голос негромок, но он становится жестким при упоминании о спасенных из Катастрофы.