Здравствуй, Наоми.
Вдруг ты возникла перед моим воображением. Не то, что бы я забыл о тебе до сих пор, не хотел узнать о твоём здоровье. Ты не писала, а я не хотел утруждать тебя своими письмами. Но тут, на отдыхе, когда человек возвращается к воспоминаниям, и, особенно недалеко от Иерусалима, вспомнил я часы, когда ты читала мне из твоих тетрадок об отчем доме семьи Френкель. И встали передо мной, как живые, твои отец, и дед, учитель иврита, с которым твой отец вел язвительные дискуссии, обслуживавшая всю семью гувернантка. Не было дня, чтобы меня не тянуло постучать в твою дверь. Но так как ты удалилась из Иерусалима, я решил постучаться к тебе письмом. Дикая девчонка из твоих тетрадей вовсе этому не удивится. Пусть же это письмо будет пожеланием здоровья и успехов. Не обязательно отвечать. По свободной воле – пожалуйста
Горячо жму руку. Израиль
24 июля 52. Моца Илит.
Особенно ее интересует строчка – “Дикая девчонка из твоих тетрадей вовсе этому не удивится”. Тем временем, ей поручают произнести речь на собрании воспитателей в Иерусалиме о молодежном движении “Ашомер Ацаир”. Никому не сказав ни слова, она покидает группу, ибо воспитатели из Тель-Авива обменивались между собой глупыми пустыми мнениями. Вся деятельность Движения легла на плечи Израиля. Именно в эти дни он редактирует “Книгу стражей”. Его выводят из себя фальсификации в вышедшей из печати книге “Движение молодогвардейцев”. Он отказался от редактирования, но руководство Движения не отпускает его душу на покаяние. Преодолев присущую ему жесткость и чувство чести, глава движения Меир Яари прислал бунтовщику примирительное письмо.
Израилю Розенцвайгу,
Бейт Альфа
Дорогой Израиль,
Как мне сообщили от высшего руководства, временный кризис, поразивший тебя в связи с редактированием “Книги стражей”, миновал.
Я вернулся из больницы и очень обрадовался, когда нашел на моем столе это сообщение. Нельзя, чтобы эта работа была прервана. Необходимо, чтобы она завершилась успешно. Залог этому – оба редактора. Перечти мои дружеские замечания на полях рукописи. Первым делом, обновите источники, более выпукло обрисуйте историю Движения.
Твои сомнения, с человеческой точки зрения, весьма и весьма понятны. Но в них, по моему мнению, нет ничего, кроме усилий, связанных с рождением чего-то нового. Крепко пожимаю твою руку.
Дружески,
Твой Меир Яари
Она приняла решение начать жизнь чистой страницы. Когда ей показалось, что она вышла на твердую почву, проблема за проблемой тормозит ее шаги. Шик и Рахель Каценштейн требуют от нее, чтобы она систематически посещала дочерей, которые переживают травму от отсутствия общения с матерью. А ведь она дала себе слово, что нога ее не ступит в кибуц Мишмар Аэмек. А тут еще этот Йоси из Болгарии, влюбленный в нее, появился в интернате “Хадасим”. Она прогнала его. Месяц успешного творческого общения с воспитанниками завершился скандалом, Слухи о ее жизни в кибуце докатились до интерната. Ей было четко и ясно сказано, что она уволена.
Смятение сменяется чувством облегчения. В кибуце Зореа она получает временную работу, сменив учительницу в третьем классе. В этом кибуце, созданном репатриантами из Германии, ощущения равенства и уважения впервые дают ей возможность свободно дышать.
Ее расспросы о положении того или иного члена кибуца, как это было принято в Мишмар Аэмек, вызвали откровенное удивление.
Сама атмосфера в Зореа напомнила ей отчий дом. Каждый день, в послеобеденное время, в традиционный “час кофе”, звуки классической музыки доносятся из квартир.
Члены кибуца музицируют на струнных и духовых инструментах, организуют на свежем воздухе музыкальные вечера. Они напоминают вечера в их берлинском доме с импровизациями отца на фортепьяно. Она вспоминает, что таких же людей встречала, когда вместе с сестрами и братьями заходила в магазин модной одежды на Шпандауэр Штрассе…