Мне хотелось послать его ко всем чертям, но прозвучало это как «гх-м-мх-хр-ух…»

– Ох, маленькая, мне следовало бы положить тебя поперек коленей и сбить гниль с твоей задницы за оскорбление, ибо это твое мычание было, несомненно, оскорблением, но ах… Твои хрипы так мило отдаются в моем члене. – За его словами последовал гортанный стон и толчок бедер. – М-м-м, да, возьми еще глубже. Заглоти его весь, и я накормлю тебя горячим семенем. Ты же этого хочешь? Чтобы моя сперма обожгла твое горло и согрела живот?

Мой клитор воспламенился, и я, как смогла, кивнула, впуская Еноша в свое горло, так что подбородок мой в конце концов уткнулся в его подтянувшуюся мошонку. Мои руки лежали у него на бедрах, купаясь в его тепле. Дыхание Еноша участилось, сделалось жестче – как и толчки, с которыми он входил в мой рот, и волосы мои он сжимал с такой силой, что кожа на голове горела.

Да, горела – и это было великолепно!

Еще один сдавленный стон, последний выпад, и он толкнул мою голову вниз, удерживая меня зажатой между пульсирующим членом в моем горле и его часто подергивающимися бедрами. Первая порция горячего семени брызнула мне в горло, обожгла пищевод, опалила трахею. За первой порцией последовала вторая, потом третья.

Меня пробрала дрожь: сперма согрела внутренности, но большая часть тела все равно оставалась холодной, застывшей. Мне было мало, и, ухватившись за Еноша, я отстранилась от его все еще подергивающегося члена – только чтобы попросить взять меня. Проклятый дьявол, я согласилась бы и на порку, лишь бы только он до меня дотронулся.

– Енош, мне так холодно, – прохныкала я. – Пожалуйста, приласкай меня.

– М-м-м, как мило ты умоляешь. – Натянув бриджи, он отодвинулся и вновь наклонился ко мне, так что губы его оказались дразняще близко. – Нет.

Енош встал и сошел с помоста.

Мои внутренности скрутились узлом: тепло семени исчезло вместе с жаром его удаляющегося тела. Он оставил меня, не погладив даже по голове.

Я рывком поднялась и поспешила к краю возвышения.

– Ты куда? Почему ты уходишь?

Обернуться он не удосужился.

– Потому что я с тобой закончил.

Он со мной закончил…

В горле моем застрял крик, колени подогнулись. Это не тот мужчина, за которого я вышла замуж. Это даже не тот бог, который когда-то пленил меня.

Этот тип куда хуже.

Гораздо хуже.

Это жестокое существо, намеревающееся наказать меня за то, чего я не делала.

Раскаленная добела ярость билась во мне, почти заменяя сердце:

– Ты гребаный ублюдок!

Он остановился.

– Поосторожней, маленькая. Может, я и ублюдок, но я еще и бог… И не советую тебе задевать меня.

Я качнулась вперед. Еще одно оскорбление, и он отомстит, нанеся ответный удар, – его надменность не оставляла ему иного выбора.

И все же именно за его надменностью я и охотилась, зная, как иногда она рушится под напором гнева. Какой силы ярость способна сорвать с него маску? Показать скрывающегося под ней мужчину?

Сделав глубокий вдох, я вскинула подбородок:

– Я еще не встречала такого мужчину, который не считал бы себя богом. То, что ты оказался одним из них, не делает тебя меньшим ублюдком, не говоря уж о том, что ты плохой муж!

– Плохой муж? – Енош развернулся, взлетел на помост и, многообещающе оскалившись, схватил меня за горло. Его рычание обожгло мой висок: – Даже когда в меня бросали пузыри с маслом, а потом осыпали горящими стрелами, поджигая, я сражался, чтобы ты могла убежать на Бледный двор.

– И все оказалось зря, потому что твоя безмозглая лошадь никуда меня не довезла. Она прыгнула, и я свалилась с нее! – крикнула я, выгибая спину под его безжалостной, оставляющей синяки хваткой, но прижимаясь при этом к его груди так крепко, что соски мои затвердели от его близости. – Не ты один страдал, Енош! Я умерла!