– Мне очень нравится его Анна из романа «Отцы и дети». Такая самоотверженная женщина. Разве она не современна? Разве не такие сегодня в Советском Союзе поднимают кооперативное движение?

– Вы хотите сказать, что понимаете нас лучше нас самих? – с вызовом произнесла Вера.

– О нет, понимать вас – это очень сложная задача. Я за такую не берусь. И вообще, зачем понимать женщин? Ими надо просто восхищаться!

Вера вдруг расхохоталась. Однако советская пропаганда хорошо ее натренировала: она настойчиво выискивала идеологического врага в этом молодом элегантном мужчине. Но эпоха идеологических врагов закончилась! Она уловила тонкий аромат мужского одеколона. «Враг» источал очень приятный аромат! Ох, как этот француз был опасен. У него был безупречный галстук с булавкой из благородного опала.

– Эта булавка – это ваше произведение? – осведомилась она.

– Да, разумеется. Наши сапожники с сапогами. Мы сами носим свои украшения. Вам нравится?

– Да, очень красиво. Было бы здорово, если бы мы смогли создать совместное предприятие.

– Вы полагаете, что ваш рынок готов к нашим украшениям? Они не дешевые, – сказал Бертран, и, пожалуй, впервые за весь вечер в этой фразе не было нотки заигрывания.

– Всегда найдутся женщины, которые захотят и смогут это купить. Мы смогли бы обсудить возможное сотрудничество до вашего отъезда?

Вера произнесла эти слова и вдруг поймала себя на том, что назначила Бертрану свидание. Да, она хотела видеть его еще. Просто видеть. А совместное предприятие? Почему нет? Это ведь такой прекрасный повод, чтобы познакомиться поближе.

– Давайте встретимся завтра, – с готовностью отозвался Бертран. – Мы остановились в гостинице «Россия». Западный блок, в десять утра в холле. Идет?

Глава 2. Грустные глаза Богоматери

Но встреча не состоялась. На другой день в офисе Веры произошло ЧП.

Рано утром ее разбудил телефонный звонок. Ранние и поздние звонки всегда предвещают опасность, поэтому, поднимая телефонную трубку, Вера погружалась в тревогу. Так и есть! В служебном помещении наводнение. Трубу прорвало! Одевшись быстрее, чем солдат, она помчалась в сторону Киевского вокзала, на работу. В голове крутились жуткие картины потопа: залило документы, мебель… Икона!

Два дня назад к ней пришло двое пожилых людей, муж и жена. Они принесли икону Богоматери и предложили ей ее купить. Икона была большая, размером с полстола. Люди, ее принесшие, уверяли, что это письмо восемнадцатого века. Они сказали, что икона их личная, семейная реликвия, и никогда они бы с ней не расстались, но нужда заставляет. А почему к Вере Ивановне пришли? Про нее молва хорошая идет, человек она добрый и порядочный. Икону можно продавать только в хорошие руки. Так эти люди сказали.

Вере приятно было слушать эти слова, но вся ситуация была очень неожиданная, странная. Вера не знала, как поступить. Да и денег не было, чтобы антикварные вещи покупать. Она хоть и была руководителем хозрасчетного предприятия, хоть ее предприятие и приносило прибыль, но самой ей от этой прибыли доставалось чуть-чуть. Едва хватало на жизнь, а уж иконы покупать!

Вера, как истинный советский гражданин, была комсомолкой, атеисткой, иконами никогда не интересовалась, в церковь не ходила. Но взгляд Богоматери на иконе ее завораживал. Глаза казались живыми и печальными. Богоматерь нежно прижимала к груди младенца. Ее глаза говорили о том, что она предчувствует печальную судьбу своего ребенка.

У Веры детей не было, и это была ее печаль. Что-то у них с мужем не срасталось. Вроде у нее со здоровьем было все в порядке, никаких признаков бесплодия. А зачатия не происходило. Врачи объясняли, что такое может быть из-за нестыковки характеров. Характеры их точно не состыковывались. Да и жизни в последнее время стыковывались все реже и реже. У каждого была своя комнатушка в комуналках. Они все планировали съехаться, обменять их на одну квартиру, но подходящих вариантов не подворачивалось. Да и заниматься этим оба перестали. Больше того, каждый из них все чаще оставался жить в своей конуре. Вере из своей комнаты было проще добираться до работы. А муж предпочитал свою комнату, потому что в соседнем доме жила его престарелая мать, он за ней ухаживал. Получалось, что каждый жил своей жизнью. Мать категорически не желала ни с кем съезжаться, Веру откровенно недолюбливала и, похоже, была рада, что сын был постоянно возле нее, а не возле жены. Вера какое-то время горевала, а потом привыкла и даже нашла определенные плюсы в раздельном с мужем проживании. При сохранении статуса замужней женщины она была совершенно свободна!