Казалось, прошла целая вечность после того, как Этьен открыл дверь. За окном пение цикад чествовало закат, как будто все в этом мире было в порядке. Я слышала фырканье лошадей в стойлах, когда они устраивались на ночь. Где-то вдалеке лаяла собака. Время от времени с террасы долетали взрывы громкого смеха.

Этьен пришел в себя быстрее, чем мы.

– Простите, что я вас потревожил, – сказал он, входя в комнату. – Я искал мою трубку. – Я проследила за его взглядом до стола, стоявшего недалеко от дивана, между окнами и книжными полками. На столе лежала его трубка, стояли несколько хрустальных стаканов и бутылка портвейна.

Я молчала. Мне хотелось исчезнуть.

Бой хлопнул ладонями по коленям.

– Что ж, входи, Этьен. – Его тон был излишне сердечным.

Этьен пересек комнату, взял трубку, повернулся к двери, но потом передумал и уселся в кресло лицом к нам. Пока я застегивала блузку, он не поднимал головы, возясь с трубкой. Он обхватил ее снизу ладонью и склонился над ней, чтобы раскурить. Бой застегнул ремень на брюках и натянул сапоги. Мы сидели рядом на диване. Этьен откинулся в кресле и, глядя в потолок, глубоко затянулся.

Моей первой осознанной мыслью была вот эта: Этьен попросит меня немедленно покинуть Руайальё, мой дом. Я не могла этого допустить.

Сняв крошку табака с губы, Этьен, наконец, посмотрел на нас. Он потянулся за бутылкой портвейна и налил на два пальца вина в каждый из двух стаканов. Потом он посмотрел на меня, вопросительно поднял бровь, но я покачала головой.

Этьен протянул руку, и Бой встал, чтобы взять стакан, потом вернулся на диван, но на этот раз сел в нескольких футах от меня. Они молча выпили. Голоса на террасе теперь казались такими далекими. Солнце опустилось за горизонт, и комнату заполнили тени. В течение нескольких минут единственным звуком было тиканье часов, стоявших в углу.

Я поняла, что время настало.

Этьен нарушил молчание.

– Что ж, – начал он. – Ты любишь ее?

Голос Боя прозвучал ровно и уверенно.

– Да.

Взгляд Этьена переходил с него на меня и обратно. Затем, закинув голову, он допил остатки портвейна. Подняв стакан в нашу сторону, он посмотрел на Боя и сказал:

– Тогда ладно, Кейпл, я отдаю ее тебе.

Земля ушла у меня из-под ног. Я посмотрела на Боя. Он еле заметно кивнул, как будто скрепляя сделку.

Не веря своим ушам, я повернулась к Этьену, но не увидела на его лице ни тени возмущения. Комкая край блузки, я пыталась справиться с поднимающейся во мне яростью. Как они смеют вот так передавать меня из рук в руки?

Я встала, охваченная гневом, и подняла палец, требуя внимания.

– Прошу прощения, господа, – сказала я, переводя взгляд с одного на другого. – Но я не блюдо с закусками, чтобы передавать меня по кругу.

У Боя расширились глаза.

– Коко, мы совсем не это имели в виду.

Брови Этьена сошлись на переносице. Он выглядел удивленным.

– Разумеется, нет, подружка, – произнес он тоном истинного джентльмена, таким ровным и вежливым, и посмотрел на меня. – Мне следовало спросить тебя.

– Послушай, – вмешался Бой, – виноват только я, Этьен. Мне следовало сразу тебе сказать.

Этьен проигнорировал его. Выпустив дым уголком рта, он обратился ко мне:

– Ты любишь его, Коко?

– Разумеется, люблю, – ответила я и нагнулась, чтобы подобрать туфли. Я старалась не смотреть на него, чтобы скрыть растущую во мне ярость. Когда я выпрямилась – в каждой руке по туфле, блузка свободно висит поверх юбки, волосы растрепаны, губы опухли от поцелуев Боя, – я могла думать только об одном.

Бой не сказал ни единого слова ни о женитьбе, ни о том, что возьмет меня под свое крыло. Он не думал о последствиях, когда Этьен застал нас. Я гневно посмотрела на одного, потом на другого. Ни один из них ни разу в жизни не оставался без необходимого – крыши над головой, постели, еды.