– Это из-за «Роллс-Ройса» они злятся, мадемуазель, – сказал Эван, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида. Коко кивнула, думая о забастовке рабочих, о том, как тяжело она зарабатывала на этот автомобиль, и вот теперь такое! Она содрогнулась, подумав о новой Франции, о рабочих, коммунистах и евреях, сеющих беспорядки, об отребье на улицах Парижа, жаждущем разрушать, а не строить.

Прошло еще пять томительных минут, но автомобиль все еще полз через толпу. Потом еще десять и еще. Капельки пота выступили на лбу Коко. Она высматривала впереди очертания вокзала, снова и снова смотрела на часы. Уже девять пятнадцать. До отправления поезда оставалось всего сорок пять минут. Последний поезд из Парижа.

Неожиданно автомобиль остановился.

– Что происходит, Эван? – Чтобы лучше было видно через ветровое стекло, Коко ухватилась за спинку кресла Эвана и подалась вперед.

Алиса застонала и уткнулась лицом в ладони.

– Говорят, боши насилуют женщин, а потом убивают.

– Замолчи! – рявкнула Коко.

– Вот и вокзал, мадемуазель, но посмотрите на это! – Эван указал вперед. Мужчины, женщины, дети, велосипеды, детские коляски перегораживали мостовую и тротуары, создавая непреодолимую преграду между «Роллс-Ройсом» и вокзалом. Впереди за баррикадой перед вокзалом стояли военные с оружием на изготовку. Коко увидела, как какой-то мужчина полез по стене вокзала, чтобы добраться до крыши. Когда, наконец, достиг своей цели, он выпрямился, широко расставил ноги и замахал руками. По толпе прокатился рев, людям как будто бросали вызов.

Коко повернула голову к Эвану, впервые испугавшись. Париж превратился в рычащего зверя.

– Что теперь?

Алиса ахнула, а Коко подпрыгнула, когда бородатая физиономия прижалась к стеклу рядом с ней. Круглые глаза с диким выражением уставились на нее из-под густых седых бровей. Мужчина ударил кулаком по стеклу. Коко хлопнула ладонью по стеклу, и лицо исчезло. Она снова откинулась на спинку сиденья, и Алиса, продолжая стонать, прижалась к ней. У Коко бешено заколотилось сердце. Она снова посмотрела на часы. Уже девять тридцать.

Она подалась вперед.

– Я передумала, Эван. Мы поедем в Канны на автомобиле, а не поездом…

– Я должен остаться в Париже, мадемуазель, – тут же прервал он ее. – У меня есть семья, которую надо защищать.

– О! Я понимаю.

– И потом, дороги забиты, все бегут из города. А будет еще хуже, когда заправки закроются.

Коко выпрямилась, разгладила юбку. Он прав насчет бензина.

– Что ж, ладно. И как же нам попасть на вокзал?

– Я вас туда доставлю.

Она посмотрела на плотную толпу. Если она станет жаловаться или покажет свой страх, это не спасет ситуацию.

– Хорошо. И, пожалуйста, отгони автомобиль в отель, прежде чем отправишься домой.

– Да, мадемуазель.

– И проследи за тем, чтобы машина была в безопасности.

Он только кивнул в ответ.

Коко смотрела на затылок Эвана. Она только что поняла, что за все эти годы, когда он возил ее, она ни разу не спросила о его семье. Она о ней не знала. Интересно, есть ли у него дети.

– Ты можешь забрать бензин из авто, Эван, если он тебе нужен. Но, разумеется, после того, как отгонишь «Роллс-Ройс» в отель.

– Спасибо, мадемуазель. – Он покачал головой. – Интересно, что теперь будет с Францией…

– Не говори мне о Франции. Я могу думать только о поезде.

Рядом с ней всхлипнула Алиса.

Эван вывернул руль.

– Держитесь, дамы, – крикнул он, когда автомобиль резко свернул влево. Коко закрыла глаз, Алиса упала на нее. Когда она снова их открыла, авто катилось по темной узкой улочке, по обеим сторонам которой стояли низкие бетонные здания и стены, почерневшие от копоти. В окнах было темно, кучи мусора лежали вдоль дороги. Машина подпрыгивала на булыжниках, и Алиса придвинулась ближе. Коко раздраженно оттолкнула ее, но, почувствовав, что девушка дрожит, обняла ее за плечи. Постепенно шум толпы позади них стих.