– Они направляются к нашим границам и дальше на равнины. Это война. Они раздавят Шартр, мы будем следующими. – Он понизил голос: – Париж следующий.

– Готов поспорить, что они уже пересекли границу. – Первый бизнесмен вытащил носовой платок из кармана и вытер капельки пота над губой. – Чистый виски всем, – сказал он и бросил взгляд на Алена.

Бармен поблагодарил и потянулся за стаканами.

– Послушайте, наша пехота их остановит.

– Так вы ничего не знаете? – мужчина развел руками. – Би-би-си только что сообщила новость. Правительство объявило Париж открытым городом. Мы легкая добыча, господа. Мы беспомощны. У нас не будет защиты, когда придут боши. – Он взял стакан у бармена и залпом выпил виски.

Глава восьмая

Париж
Весна 1940 года

На другой день после возвращения в Париж Коко проснулась и увидела Париж в дыму. Здания на другой стороне Вандомской площади были затянуты серой дымкой и выглядели словно тени. Откинув одеяло, Коко подошла к окну и прижалась лицом к стеклу. За окном летел пепел. На площади у стоянки такси собралась толпа: мужчины, женщины, дети, с чемоданами, коробками и домашними питомцами.

– Что происходит?

Алиса встала за спиной хозяйки и тоже смотрела на людей внизу.

– Я не знаю, мадемуазель.

Алиса быстро помогла Коко одеться.

Внизу она увидела Жеро. Он был на своем обычном месте за стойкой портье. Казалось, он никогда не спал. Коко встала у стойки, рассматривая по-прежнему переполненный людьми холл отеля.

– Что происходит?

Жеро мрачно посмотрел на нее.

– Правительство бежит из Парижа в Тур, мадемуазель. И кажется, что, несмотря на разногласия, все хотят сопровождать тиранов. Магазины, кафе, булочные и даже наши памятники, все закрывается. – Он посмотрел на швейцаров у входа в отель, старавшихся сдержать натиск очередной толпы. «Риц» был переполнен.

– Правительство уезжает? – ошеломленно переспросила Коко. – Но почему они бросают нас и куда едут? И откуда весь этот дым? Город горит?

Жеро посмотрел на нее.

– Наше прекрасное правительство решило, что Париж не будут защищать от врага. Солдаты жгут запасы бензина на подступах к городу. – Он отвернулся и надул щеки. – А дипломаты перед отъездом жгут документы.

– Ну что ж, я полагаю, странная война все-таки стала настоящей. – Но ей не было страшно. Коко Шанель в Германии любили. И в глубине души она не верила, что немцы возьмут Францию. Они же проиграли в мировой войне.

Но все же следовало принять кое-какие меры предосторожности. Покончив с легким завтраком за своим обычным столиком у окна в углу ресторанного зала отеля, Коко прошла по улице Камбон до Дома Шанель, как делала это почти каждое утро, когда бывала в Париже. Продавщица, одетая в темно-синий костюм и белоснежную блузку, как того требовал дресс-код, открыла дверь при приближении Коко.

– Доброе утро, мадемуазель, – поздоровалась она, когда Коко вошла в Дом и скользнула в облако № 5, который девушка распылила перед ее приходом. Над головой сверкали хрустальные люстры, мраморные плитки блестели под ее туфлями на невысоких каблуках, когда Коко проходила мимо стеклянных витрин с драгоценными украшениями и бижутерией, шарфами, ремнями и рядами поблескивающих флаконов с № 5.

Это было то, что осталось из ассортимента Дома. Ступив на изогнутую мраморную лестницу и оказавшись среди зеркал, смотрящих друг на друга с противоположных стен, периферическим зрением Коко увидела свои бесконечные отражения. В глубине души она улыбнулась. Зеркала подтвердили, что она реальная, что она существует.

Шарль Прюдон, ломая руки, ждал ее наверху лестницы. Он приветствовал Коко легким поклоном.