– Бав, ты, что, ночевать будешь здесь на полу, и аки мухан охранять своё гнездо? – Не удержалась от язвительного вопроса экономка.

– Да. Это приказ хозяина.

– Охранять эту маленькую шлюшку?

– Да. Вали отсюда.

Слуга ни разу не удосужился взглянуть на Бреду, глядя перед собой в стену и криво ухмыляясь.

Едва возмущённая Бреда исчезла за углом, Бав быстро открыл дверь комнаты и, убедившись, что девушка спит, облегчённо вздохнул и вернулся на свой пост. Его сменить некому. Господин больше никому не доверяет, кроме Бава, бухгалтера Дена и могучему кузнецу Валу. Дожились. Так-то.

Бав опустился на пол и, достав оселок, принялся точить свой нож, делая внезапные и частые паузы, чтобы слышать коридор и лестницу, ведущую к спальне девушки.

Княжна. С ума сойти! Где господин нашёл это чудо? А её волосы! Девушка страсть, как хороша. Маленькая, изысканная, тоненькая. Неужели, она всё же лот, который господин намерен выставить на продажу? Жаль, если эта малышка пропадёт с клеймом в нижнем городе. Она так похожа на умершую жену лицитатора! Те же серые большие глаза с чёрными ресницами, алые губы, огненные волосы и тоненькое, острое личико в форме сердечка. А её кожа, как драгоценный довоенный фарфор, что стоит в музее господина! Она точная копия почившей госпожи Веллы!

Ходили слухи, что у госпожи Веллы было идеальное чистое тело без шрамов и родимых пятен. Только на левой лопатке была скрыта татуировка ключа от Дома. Но это ведь только слухи?

У лота княжны Арты тоже гладкая кожа и ровные белые зубы. И на открытых участках тела нет ни единого родимого пятна. Только старые следы царапин на предплечьях от крысиных когтей и змеиных зубов. Девочка охотник.

Бав мотнул головой. Нет. Если бы господин считал её простым лотом, то не привёл бы её в свой дом, и уж тем более в комнату возлюбленной супруги. Здесь кроется какая-то тайна. И дело не в титуле девушки. Титулованных особ из нижнего города лицитатору часто приходилось выставлять на продажу. Но он никогда и никого из них не приводил в дом, оставляя в бараках для прислуги до дня аукциона.

Хозяин привёл в дом чёртово тощее недоразумение, на котором мяса под лупой не найдёшь. Бреда долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Покоя не давала девчонка, сладко спящая на втором этаже, а не в крыле прислуги или в бараке. Девица вселяла странный ужас и ненависть. Ещё никто из лотов не вызывал у старой экономки столь сильных эмоций, будто в доме бомба, готовая разорваться в любой момент. Да, что же это такое? Неужели столь внимательное отношение к девчонке только потому, что она напоминает госпожу Веллу?! Что задумал старик?

Бреда всё же забылась мрачным липким сном. Во сне явилась покойная мама. Она скалила свои заточенные зубы и, вытирая с лица кровь ребёнка, которого съела, с укоризной повернулась к дочери и неестественно елейным, тоненьким голоском сказала:

– Доченька, Бредушка, ну, зачем ты так неласково с гостьей обращаешься? Она же маленькая, хилая. Её поберечь нужно…

– Откормить, – подытожила, рыча, Бреда, жадно облизываясь. – И сожрать. Да, мама, я буду с ней ласкова.

– Её нельзя кушать.

– Да, нельзя, – прошептала уже вслух экономка, затягивая в рот одеяло и обсасывая его угол. – Её надо порвать и сожрать!

– Пойдём со мной, доченька, – прошептала мать, протягивая окровавленные руки. – Здесь много еды. Здесь много жирненьких, розовых людей. Идём. Полетели, птичка, там много еды.

Бреда ухватилась за её ладони с радостью. Идя за матерью, она внезапно вспомнила, что такой сон сулит смерть. Но тёплые руки матери так не хотелось отпускать, а её обещания вызвали новый приступ слюнотечения.