За Ксандром в сад примчался перепуганный лакей.

Ксандр бежать не стал. Вернулся в зал. Допил вино. Поставил бокал на стол, напротив места во главе, которое занимал Джастин, проверил, легко ли вынимается рапира из ножен, хотя уже знал заранее – там некого спасать.

На место, к дверям королевской опочивальни, он пришел последним.

Перед Грошовым герцогом толпа расступалась неохотно, пока Гектор наконец не рявкнул:

– Прочь с дороги, идиоты! Ксандр, сюда…

Джастин лежал почти у порога. Белый, словно покрытый изморозью. Та же изморозь посеребрила его черные усы и бороду.

Брат не дышал.

Ни ран, ни увечий – ничего. И все же сразу было ясно – Джастин мертв. На его лице и в остекленевших глазах смерть запечатлела такую боль, что по спине у Ксандра пробежали мурашки. Смерть не просто пришла сюда, в королевскую спальню. Она была долгой и мучительной.

Она была пыткой.

Корона Литавии, слетевшая с головы мертвого короля, лежала в стороне. Ксандр поднял ее, задумчиво повертел в руках и, наткнувшись на внимательный взгляд Тармеля, положил на стол у окна.

– Я позвал магов, – глухо уронил Гектор. – Меч так не убивает.

– Верно, – кивнул Тармель, соглашаясь. – Их убили чарами. Джастина и молодую королеву…

Ксандр только кивнул, бросив быстрый взгляд в глубину спальни. Королева в тонкой расшитой рубашке лежала на полу, ничком, волосы укрывали ее почти до пояса и густой волной растекались по светлым коврам.

Распихивая придворных острыми локтями, на место прорвалась Эстельяди, которая сразу приказала ничего не трогать и не двигаться с места, схватила Джастина за руку и быстро что-то забормотала. Потом досадливо выругалась и замерла. Ее тонкие ноздри раздувались от ярости, словно магичка к чему-то принюхивалась.

– Мистресс…

– Молчите, Гектор. И, ради всех богов, уведите отсюда посторонних. Стражи будет достаточно! Герцог Ксандр, вы куда собрались? Это может быть опасно. Стойте!

Но Ксандр уже прошел внутрь опочивальни. Он обязан был убедиться.

Подошел, осторожно ухватил за плечи и перевернул легкое тело.

Королева был такая же белая и холодная, как и король.

Ксандр наклонился, чтобы прощупать биение пульса. Запястья – ничего, грудь, шея… Есть! Он едва подавил рвущиеся изо рта ругательства, но Эстельяди, видимо, что-то услышала.

– Герцог, погодите, я сама!

Ксандр осторожно отпустил тонкую руку, и она бессильно опустилась на пол.

Хартская сумасшедшая, которая на три часа стала литавской королевой, еще дышала.

Свидетельница того, кто все это совершил. Немая, глухая, безумная, заколдованная, но живая. Единственная.

Придворные шептались уже не за порогом, за дальней лестницей, на которую их вытеснили солдаты. Но даже в долетающем гуле Ксандр легко разбирал слова “убили”, “коронация” и “Гектор”, “магия”.

– Мистресс, королева жива, – сказал он и отступил в сторону. – Дышит.

В дверях снова затолпились, рассыпая приказы принести носилки и одеяла.

По окнам комнаты расползались угловатые морозные узоры. Дыхание вырывалось изо рта облачком пара. Ксандр почувствовал чужой взгляд и обернулся.

В толпе мелькнула Полин – бледная до синевы, но с горящими глазами, она поймала его взгляд, торжествующе приподняла бровь и украдкой послала воздушный поцелуй.

Этот кон она выиграла.

Спустя два дня тело Джастина положили для прощания в большом зале, где совсем недавно поднимали чаши с вином за здоровье молодых. А еще через несколько часов королева пришла к Ксандру. Сама.

Он тогда был слишком пьян, чтобы удивляться, и сперва решил, что это шутки Полин. Прислала бедную девочку как марионетку, чтобы проведать, почему любовничек позабыл к ней дорогу.