Наконец, из–за двери показался сам Лонг Лонг. Такой же, как и в телевизоре.

– Анна? – спросил он.

Я кивнула.

– Проходите, – он пропустил меня вперед. Там меня ждал светлый просторный кабинет – два кресла, между которыми расположился небольшой журнальный столик; поодаль, стояли полки с книгами; небольшой ворсяной ковер и абажур. Очень напоминало кабинет школьного психолога, если бы ни одна особенность – вокруг было много разных замысловатых вещей: африканские маски, висевшие на стенах; статуэтки греческих богов, стоявшие на полках. На свободной стене висела большая картина с весьма эффектной женщиной с длинными развивающимися черными волосами и в наряде на старый лад. Но, тем не менее, чего – то не хватало. Вот только чего?

– Пожалуйста, – он указал мне рукой на кресла, – располагайтесь, куда вам удобнее.

Я села на кресло слева.

– Итак, – он расположился на втором кресле, – чем могу быть полезен, Анна?

– Ээ, – да уж, одно дело формулировать проблему в голове, и совсем другое говорить ее вслух, – понимаете, я даже не знаю, как это сказать… я равнодушна ко всему. Меня ничего не интересует. Я работаю простым оператором в колл-центре. В целом, на жизнь хватает, но я ни к чему не стремлюсь. Меня все устраивает, но мне не дает покоя мысль, что я проживаю свою жизнь уныло и серо. Как-то скучно, что ли. Ничего не хочу, ни о чем не мечтаю.

– Но при этом вас все устраивает? – спросил он.

– Ну да…

– Тогда не вижу проблемы… Тут не с чем работать. Работа начинается тогда, когда вы понимаете, что в вашей жизни вас что-то не устраивает и вы хотели бы это изменить. Поправьте меня, если я не прав, вам не нравится, что вы равнодушна ко всему, но при этом, вам в этом состоянии весьма комфортно?

– Ээ…ну да… Наверно. Это же не нормально?

– Кто вам сказал, что это не нормально? Не всем же покорять Эверест и совершать открытия. Кому-то надо делать звонки, кому-то лечить людей. Вы знаете, меня интересует больше другое. Мысль о том, что равнодушие – это плохо, это ваша собственная мысль или кто-то внушил вам ее?

– Э… нет, никто ее мне не внушал… Но на меня часто жалуются, говорят что-то вроде: «Почему ты такая равнодушная?», «Почему ты такая невозмутимая?», – я попыталась спародировать фразы своей тети, бывшего парня, старой подружки…

– И как вам эти фразы?

– Ну, никак. Ну то есть… я же такая, какая я есть…

– И вас это устраивает…?

– Ну да…

– Тогда я не вижу в этом проблемы. Общество пытается навязать вам свой стереотип поведения. Изменять себя под его запросы, без собственного на то желания – это лишь ломать себя. Да и я не смогу вам ничем помочь без вашего желания измениться.

Я задумалась. Вернее, я думала, что я задумалась. Но в голове была пустота. Он меня запутал. С минуту мы молчали. Фрэнки елозил в углу, делая вид, что активно изучает картину женщины на стене, но я знала, что он внимательно подслушивает весь наш разговор.

– Может, у меня все-таки есть желание измениться?

– Оно есть? Или вы считаете, что оно должно быть?

Да блин, он меня достал. Не удивительно, что его клиенты лезут в петлю.

– Я не понимаю, в том-то и дело! Я не понимаю, хочу я этого, или просто делаю вид, что мне все нравится! Что меня все устраивает! Может, я просто… боюсь стать другой? Может, мне надоело это равнодушие, но я боюсь меняться?

Фрэнки, недавно с увлечением рассматривающий картину, повернул ко мне голову.

– Надоело равнодушие? – сказал он.

Я вжалась в кресло. Блин, я же просила не влезать в разговор. Но он продолжал:

– Я думал, что я тебе нужен, а ты говоришь, что я тебе надоел. Все это время, пока я оберегал тебя, ты мечтала о всяких Энтузиазмах и Радостях?! Что же… не буду мешать, – сказал он, и круто развернувшись, вышел из комнаты.