В Тронном зале одной из башен, сильно вытянутой с северо-востока на юго-запад, собралась мятежная знать, та, что игнорировала похороны и бойкотировала коронацию. Этих вельмож могло бы быть гораздо больше, но решили пока что ограничиться небольшим числом. Необходимо прежде выработать программу, а уж потом собирать силы. Но вначале отвести душу – высказать все, что накипело, что, по мнению собравшихся, глубоко несправедливо и ущемляет их интересы. Вот состав этого собрания или, выражаясь другими словами, «головы» готовящегося бунта.
Первый – граф Булонский Филипп Строптивый. Дядя юного короля. Высок, строен, благородные черты лица. Ему двадцать пять лет. Второй – герцог Бретонский Пьер Моклерк из рода графов де Дрё, правнук Людовика VI. Рост средний, шатен, тридцать пять лет. Третий – герцог Бургундский Гуго IV. Ему только четырнадцать. Он помолвлен с Иоландой де Дрё, дочерью Роберта III, графа де Дрё, а его сестра Жанна была замужем за Раулем де Лузиньяном. Следующий – граф де Дрё Роберт III. Все перечисленные лица, как уже стало понятно, связаны родственными узами. Сюда же причислим и Гуго де Лузиньяна, графа де Ла Марш. Кажется, после истории со своей невестой он должен бы жить в мире с Францией, но недавно он заключил с сыном Иоанна мирный договор. Увы, он питал ненависть к королеве-матери и не желал ей подчиняться. Шестой в этой компании – сир Ангерран де Куси. И седьмой – наш знакомый Тибо Шампанский. Семеро. Это главари. Мечтают править государством при юном короле. Желают навязать ему свою волю, признавая за ним все же верховную власть. В случае неповиновения готовы свергнуть правительство: Людовика заключить в замок, испанку – выгнать.
– Поздновато, – констатировал Моклерк. – Дождались… Нельзя было допускать коронации! Я же говорил, надо взять юнца в плен!
– Она обхитрила нас всех, – поддержал его Лузиньян. – Две недели на сборы! Где это видано, чтобы за такое короткое время собрать в Реймс всех знатных людей королевства! Ее гонец добирался до меня почти десять дней. Да будь у меня самая быстрая лошадь, я и то не успел бы. А они с архиепископом знали, что делают.
– Они торопились, боясь, что не успеют перейти по дну моря, как волны сомкнутся над их головами, – сказал де Куси. – Они спешили, потому что права на престол мог предъявить граф Булонский, сводный брат умершего короля.
– Им важно было, чтобы мальчик как можно скорее стал настоящим королем, – отозвался тот, о котором только что говорил де Куси. – Теперь отобрать у него трон невозможно. А самое главное – это положило конец междуцарствию, которое продлилось всего три недели, если считать со дня смерти Людовика Восьмого. Теперь его сын миропомазан!
– Капетинги еще не столь сильны, чтобы знатным людям не попытаться оказать давление на юного короля, – снова подал голос де Куси, – на него и его окружение. Для этого надо стянуть силы и двинуться на Париж!
– Согласен с этим! – воскликнул граф Роберт. – Увы, ваше высочество, – обратился он к Строптивому, – но вам уже не стать королем. Миропомазание, как известно, не может совершаться два раза в году. Но нам нельзя сидеть сложа руки. Необходимо действовать! Королевством должна управлять знать, а не мальчик, окруженный иностранкой и шестидесятилетними стариками. Их время прошло, им пора на покой! Они сделали все, что смогли. Теперь наша очередь!
На этом собрании присутствовала женщина, мать герцога Бургундского. Решив, что пора и ей вставить свое веское слово, она резко поднялась с места.
– Все вы только и умеете, что молотить воздух языками. Нынче самое благоприятное время для выступления на Париж: король юн, власть трона слаба, армия в наших руках, поскольку значительная ее часть – солдаты Шампани и Блуа. Вам, граф, – обратилась она к Тибо, – так как вы теперь с нами, полагаю, пришла пора перестать петь песни и сочинять мадригалы в честь дамы своего сердца. Вспомните, как ответила испанка на вашу любовь. Мало того что она откровенно смеялась над вами, она еще велела закрыть ворота Реймса, чтобы не видеть вас на коронации. Хороша любовь, нечего сказать! А ведь вы уверяли всех, что испанка ценит вас как своего самого близкого друга и верного союзника. На деле это оказалось пустословием. Ей доставляло удовольствие, что вы валяетесь у ее ног. Еще бы, ей скоро сорок. Кому нужна такая перезрелая дыня?