Советники молчали, восхищенные умом стоящей перед ними женщины. Они начинали понимать, что это не просто опекунша, мать юного короля, супруга покойного Людовика. В их глазах королева Франции становилась мудрым государственным деятелем, правительницей королевства, за которое она готова биться до конца. Они смотрели на нее во все глаза и удивлялись. Им казалось, что она будет поступать сообразно их мнению, подчиняясь созданному ею же государственному аппарату. Однако выходило, что это она станет управлять ими, и им надлежит слушать и выполнять ее распоряжения, а не наоборот.

– Можно предположить, что бароны мечтают воздействовать на меня, как на высшую власть, – вновь заговорила Бланка. – Они полагают, по-видимому, что, коли я внучка Генриха Второго, мне ближе интересы Англии и им удастся веревки из меня вить? Они ошибаются. Мне чужда эта далекая туманная страна, пусть даже это родина моей матери. Я родилась в Кастилии, а замуж была выдана за французского короля, когда мне было всего двенадцать лет. При этом Англию ни до, ни после этого я и в глаза не видела, поэтому родиной своей считать не имею права и не стану отстаивать ее интересы. Моя семья во Франции. Другой родины у меня нет! И я буду защищать ее от посягательств любого врага, как внутреннего, так и внешнего. Вы, мои советники, как светские, так и духовные – моя верная опора. Вместе мы сломаем хребет мятежникам и не допустим Плантагенета на нашу землю.

– Браво, ваше величество! – не выдержав, воскликнул коннетабль де Бурбон. – Воистину, мы слышим речь продолжателя дела славного короля Филиппа!

Его поддержал Жан де Нель:

– Мы все, здесь собравшиеся, клянемся быть верными вашими слугами, государыня!

– Церковь будет помогать вам, – молвил архиепископ Санса, обращаясь к Бланке, – ибо без союза со Святым престолом трудной окажется ваша борьба. В случае надобности он прибегнет к отлучению, а это весьма действенное средство, как показала практика многих лет.

Бланка подошла к архиепископу.

– Церковь всегда стояла на страже трона, была его союзником и защитником, так же как трон всегда был верным слугой Церкви и содействовал ее устремлениям и планам, направленным на укрепление мира и порядка на земле.

С этими словами она благоговейно приложилась губами к руке его преосвященства. Готье Корню осенил королеву-мать крестным знамением.

– С нами Бог, дочь моя. Он поведет нас к победе.

– Я собрала вас затем, – обратилась Бланка ко всем присутствующим, – чтобы отдать приказ о выступлении. Мы идет на замок Шинон! Пусть маршалы немедленно собирают войско. Поход на гнездо мятежников начнем с рассветом.

– Значит, Шинон? – переспросил епископ Шартра. – Оттуда повеяло на престол ветром измены?

– Не будь я в этом уверена, мы по-прежнему ожидали бы вестей. Боюсь, они пришли бы с опозданием.

– Но как вы узнали? Кто рассказал вам, ваше величество? – спросил Герен. – Воистину, это добрый гений.

– Это тайна, Герен, – улыбнулась ему Бланка. – Я не имею права открыть ее даже вам, несмотря на то что свою жизнь вы отдали служению короне. И все же когда-нибудь, мой милый первый министр, быть может, даже очень скоро, я открою вам этот секрет.

Совещание кончилось. Маршалы бросились исполнять приказание главы государства.

Огромный, величавый замок Шинон стоял на вершине холма; у подножья его несла свои воды Вьенна, левый приток Луары. Замок начал строить граф де Блуа, закончил Генрих Плантагенет. Филипп Август возвел Сторожевую и Псарную башни, подвалы которых занимала тюрьма. Меж замком и рекой – селение Шинон, со страхом взиравшее из долины на нависшего над ним грозного исполина. К востоку и запада от замка простираются густые леса. Граф Анжуйский приказал вырубить просеку для дороги, ведущей в Тур. Другого пути попасть в Шинон нет, только по реке. Шел, впрочем, еще тракт из Туара, но им почти никто не пользовался, и он обильно порос полукустарником и бурьяном.