– Завтра у меня весь день занят. Точнее, уже сегодня. Могу побеседовать с вами в четверг.

– Тогда я пока запишу все, что знаю сам, а вы потом пробежитесь по статье и добавите свои факты и предположения. После займемся набором. Я ведь могу рассчитывать на вашу помощь?

Дело, надо сказать, было весьма трудоемкое; Мэтью от него едва не слепнул, так как литеры приходилось набирать задом наперед, и на это уходил весь день и добрая часть ночи (что бы он там ни рассказывал судье Пауэрсу про «небольшую подработку»). Однако для печатанья в самом деле требовалось два человека: один – покрывал набор краской, а второй – тянул рычаг пресса, дабы получить оттиск.

– Хорошо, я помогу, – согласился Мэтью.

Мистер Григсби ему нравился, боевой его дух внушал искреннее восхищение. К тому же Мэтью грела душу мысль о собственном вкладе в создание городской газеты и возможность первым прочесть свежие новости о пьяных драках в трактирах и семейных склоках, о взбесившемся быке или коне, которого горожане гоняли по улицам, о том, кого вчера видели в харчевне и с кем. Все представляло для Мэтью интерес, даже самые приземленные заметки о прибывающих в порт кораблях и грузах.

– Я знал, что могу на вас рассчитывать! Для начала переговорить с Филипом Кови, разумеется, – он первым обнаружил жертву, как я понял. А вы подоспели вторым, вот ведь повезло! То есть не вам повезло, конечно, а газете. Далее попробуем раздобыть официальное заявление Лиллехорна. Маловероятно, но все-таки осуществимо. Быть может, и лорд Корнбери нам что-нибудь скажет, дело все же громкое…

Примерно на словах «первым обнаружил жертву» Мэтью перестал его слушать. Пока Григсби вещал о своих грандиозных планах, он думал о том, кто же в действительности подоспел вторым и третьим. Вспомнились слова преподобного Уэйда: «Нам придется его оставить».

Оставить и пойти… куда?

Мэтью счел это примером как раз того, о чем не стоит рассказывать Григсби – хотя бы до тех пор, покуда Лиллехорн не выяснит, чем занимались двое уважаемых господ той ночью и какое дело они почли более важным, нежели дожидаться констебля на месте убийства. Возможно, им и есть что поведать. Если так, то очень странно, что эдакие столпы общества так нехорошо себя повели – в самый ответственный миг просто взяли и исчезли.

– Как миссис Деверик приняла весть? – спросил Мэтью, когда они уже подходили к церкви Троицы.

– Стоически, – ответил Григсби. – Впрочем, должен заметить, что излишней чувствительности за Эстер Деверик никогда не водилось. Вдова прикрыла глаза платком, но пролила ли она хоть слезинку – большой вопрос.

– Хочу еще раз переговорить с Робертом. Наверняка ему известно, кто желал его отцу зла. Или же он догадывается, но не успел еще осознать этого в полной мере.

– Вы предполагаете, что Масочник… – Тут Григсби понял, что голос его свободно разносится по всей длине безмолвного Бродвея, и заговорил значительно тише: – Что Масочник действует по плану и с определенною целью? А чем вам не угодила мысль, что на улицах города попросту орудует безумец?

– Вполне может быть, что убийца – безумец или хотя бы наполовину безумец. Тогда меня гораздо больше пугает другая его половина. И Лиллехорна должна пугать именно она, ведь если уже двое человек умертвлены одной рукой, то та же участь может постигнуть и третьего, и четвертого, и бог знает скольких еще. Однако, сдается, все это неслучайно.

– С чего вы взяли? Маккаггерс что-то рассказал?

Мэтью прямо почувствовал, что Григсби напряжен, как молниеотвод. Видно, типографская краска имеет такое действие: попав единожды человеку в кровь, она затем управляет всеми его помыслами и чаяньями.