После Рождества погода улучшилась, ударил мороз и начались катания. Коньки брали верх даже над домашними заданиями. А потом он заболел свинкой.
Всю зиму мальчик посещал священника, а 1 апреля 1894 года вместе с другим Кнудом, сыном Петера Йоргенсена, прошел обряд конфирмации. Для него это был великий день. Расмуссен упоминает, что он серьезно подготовился к конфирмации – возможно, так все и было, а может, он писал это, чтобы просто порадовать родителей. День конфирмации был славным, но на следующий день вновь воцарилась непогода, и на душе стало пусто и грустно. В этот день он сильно скучал по Якобсхавну.
С помощью дневника Кнуд пытался описать ландшафты страны, по которой так тосковал: «Наступила зима, все покрыто снегом и льдом. Вдали от городского шума воцарилась изумительная тишина, время от времени прерываемая лаем собак. Залив Диско полностью замерз. В шести милях от Бреддена виднеется скопление людей, собравшихся на лов акул. Вдали на горизонте появляются сани, запряженные полдюжиной собак, которые с невиданной скоростью приближаются к рыбакам. Похоже, это Лукас, только что прибывший с лова на Отоке».
Так или иначе, благодаря своим дневниковым записям, письмам домашним и сочинениям о Гренландии, Кнуд приобрел навык переносить на бумагу свой мир, что заметно облегчало его страдания. И это был важный духовный опыт.
В конце марта он заявил, что больше не хочет вести дневник, потому что записывать было нечего.
В Якобсхавне он привык постоянно находиться в центре внимания, отправной точкой была семья, в которой все происходило, а вокруг были друзья по играм, гренландцы, вольный край и природа.
В Копенгагене тоже имелось свое окружение, но совсем иное. Семья была так далеко, что письма туда доходили с полугодовым опозданием. Чтобы справиться со всем этим, он должен был отыскать внутри себя опору, обрести уверенность, не зависящую от посторонних факторов, а исходящую изнутри.
Сведения о последующих нескольких годах жизни Кнуда Расмуссена довольно скудны. Имеются некоторые указания на то, что в этот период он переболел воспалением легких. Во всяком случае, в итоге ему пришлось три года просидеть в одном классе. Но в 1896 году дела пошли на поправку, к тому же из Гренландии вернулись родители.
Отец получил место священника в Лунге-Уггерлёсе, и Кнуд переехал в отдельную комнату в Биркерёде. В августе он поступил в латинскую реальную школу, где был зачислен в 4-й класс (примерно уровень 1-го курса). Слухи бежали впереди него, поэтому Кнуд был принят с восторгом. Сколько гренландской крови текло в его жилах? Он хорошо говорил; черные, как уголь, волосы были гладко зачесаны; изогнутый, как у индейца, нос; звучный голос. Он чувствовал себя как дома. Из воспоминаний его одноклассника:
Наш новый феномен оказался прекрасным товарищем, веселым и жизнерадостным. Его непохожесть вызывала у людей интерес, рассказы и песни произвели неизгладимое впечатление, и вскоре он занял прочную позицию. На учителей он тоже произвел благоприятное впечатление, обладая большой работоспособностью и восприимчивостью ко всему, что касалось воображения.
Всеобщий любимчик теперь жил в доме родителей, по которым уже успел порядком соскучиться. Его товарищей всегда ждал теплый прием в доме приходского священника, родители любили гостей.
Кнуд учился в одном классе вместе с Адамом и Йоханнесом Поульсенами, сыновьями актера и режиссера Королевского театра Эмиля Поульсена, и на протяжении многих лет поддерживал с ними связь.
Приближалось время экзаменов. С языками дело обстояло прекрасно, с математикой чуть хуже. Предметом специализации была география. Один из приятелей предсказал Кнуду, что тот обязательно вытащит билет о Латинской Америке, поэтому Кнуд повторно изучил тему и захватил в школу учебник. В школе он случайно столкнулся с учителем, который поинтересовался: «А вы не забыли почитать о Латинской Америке?»