Много лет спустя Кнуд с благодарностью мысленно возвращался к тем поездкам: «Уже в зрелом возрасте во время своих экспедиций я множество раз испытывал ту же радость от колеи, от гор, от солнца и скорости, как и тогда, когда, будучи маленьким мальчиком, впервые получил разрешение управлять собственной упряжкой, сидя вместе с отцом в санях, неизменно сопровождая его в путешествиях. Не раз я в глубине души благодарил отца за то, что он в мои ранние годы возлагал на меня такую ответственность, позволяя соприкоснуться с реаль ной жизнью».

Понимание реальной жизни также включало осознание своей принадлежности к государственной службе, организованной для управления эскимосами, – и Расмуссен сумел приспособиться и к этой части бытия.

Отношение датских официальных лиц в Гренландии к местному населению всегда строилось на четком принципе: они и мы. Отправной точкой служила собственная правота, «мы» – вместе с нашей культурой, образованием, знаниями и христианством, в то время как «они» должны были лишь получать то, чего им не хватает. Даже если это не сразу удавалось, очевидно было, что «наше» мышление было всегда правильным. И чем выше человек поднимался, тем более нецивилизованными и дикими в его глазах становились язычники.

Кнуд Расмуссен усвоил подобные представления еще в детстве, впрочем, немало фактов говорят о том, что его отец их также разделял. Тогда же, во время детских игр с гренландскими друзьями, он сумел настолько приблизиться к их культуре, что это расстояние значительно уменьшилось. Хотя полностью так никогда и не исчезло.

Выехав из Якобсхавна в южном направлении, оставив далеко позади церковь и высокий пасторский дом, он на протяжении долгого времени мог наблюдать за айсбергами большого ледника. Проводив его в дорогу, затем и они исчезли из виду. Остались только детские воспоминания о Гренландии, Калааллит Нунаат, «Земле людей». И в душе поселилась тоска.

Когда Кнуду исполнилось двенадцать с половиной лет, отец получил отпуск и вся семья отправилась в Данию, где Кнуда нужно было определить в школу. Отец Кнуда когда-то учился в Херлуфсхольме – предполагалось, что и сын пойдет по его стопам. В качестве вступительного экзамена Кнуд получил задание написать сочинение на тему «Весенний день в лесу» и с треском его провалил. Вероятно, это больше говорит о теме сочинения, чем о способностях мальчика и тем более о причинах провала. Отец был расстроен не меньше сына, хотя последний печалился по большей части из-за огорчения отца.

Семья временно проживала в здании Блогордской семинарии и оттуда переехала на Фэлледвай. Кнуд поступил в латинскую реальную школу в районе Нёрребро. 8 июня 1893 года семья вернулась в Якобсхавн, а ему самому из-за учебы пришлось остаться в Копенгагене. Мальчика поселили в доме на улице Нёрреброгаде, принадлежавшем одному из друзей семьи, виноторговцу Петеру Йоргенсену, который проживал там вместе с семьей. Вскоре после этого Кнуд уехал в Ютландию. План заключался в том, чтобы на время летних каникул отправить его в городок Айдт неподалеку от Хаммеля к тете, которая была замужем за ветеринаром Нильсеном.

Приехав, он почувствовал себя плохо, а на следующий день совсем слег. В Хаммель отправили посыльного, и явившийся окружной доктор Шлейснер озвучил диагноз: менингит. Болезнь Кнуда оказалась серьезной, он страдал от сильных болей и периодически терял сознание. Но ему удалось выздороветь. Уже через две недели после того, как он встал на ноги, благодаря своему ненасытному аппетиту он был уже исполнен таких сил, что мог бы пешком дойти до рая. Однако болезнь отняла у него уйму времени, поэтому в Копенгаген он вернулся уже после летних каникул, и третий класс пришлось начинать с опозданием.