С болью всегда так. Можно долго терпеть ее молча, сохраняя человеческое достоинство, но стоит только закричать, и все людское слетает прочь шелухой, обнажая под человеческой кожей животное, мучающееся от боли животное. Нет больше скреп воли, сдерживающих крик, значит, нет и скреп, способных сдержать боль. Крик вырывался, выливался из Вардиса непрерывным потоком вместе с богохульствами, оскорблениями, вместе со всеми непристойностями, которых лорд успел набраться за свои неполные двадцать семь лет жизни.
Райсен был доволен. Утершись рукавом камзола, он вновь склонился над пленником и произнес:
– Я же предупреждал… Дальше будет хуже. Я сразу говорю: вопросов у меня много. Я, например, очень хотел бы знать, чья армия пришла на помощь Холдстейну во время осады, хотел бы знать, какие у узурпатора отношения с приближенными, особенно – с приречными лордами. Хотел бы знать, есть ли у него какие дела с Кэшором. И, разумеется, мой первый вопрос: кто шпионит на него в стане нашего короля. Так вы будете отвечать, милорд?
Но Вардис вновь покачал головой.
И тогда сзади ему на шею набросили удавку. Острая бечева врезалась в кожу, рассекая ее, пережала дыхательные пути, мешая сделать вдох. Вардис попытался взбрыкнуть, изогнуться, вырваться из державших его рук, сбросить веревку с шеи, но все было тщетно. Его удушали, и он бился как рыба на суше, силясь вдохнуть, чувствуя, что тонет… тонет…
Когда удавка, наконец, ослабла, Вардис был настолько плох, что его пришлось отливать водой. В висках стучали барабаны, перед глазами все плыло.
– В следующий раз вам могут сломать руку, – равнодушно оповестил Райсен. – Или выдавить глаз. Конечно, если вы к этому готовы…
Вардис не был готов. Все еще задыхаясь, жадно хватая ртом воздух, проглатывая слова, он заговорил. Теперь его речь лилась полноводным потоком, и Райсен лишь направлял этот поток вопросами, пуская его в подходящее русло. Вардис говорил и говорил, задыхался, вновь говорил, говорил… подгонять его больше не требовалось.
Он не замолк даже когда дверь в кузницу распахнулась и на пороге объявился всколоченный разозленный Молдлейт. Кто-то донес ему о пытке, и он явился прекратить творящееся безобразие, бледный от гнева.
Короткая перепалка, которой лорд Кантор, казалось, даже не заметил, и Райсен, весь красный от злости, стрелой вылетел прочь. Даггард, с лицом перекошенным от крика, пинками разгонял солдат. Несколько людей в цветах Молдлейта подняли Вардиса со стола. Мокрые волосы Вардиса упали ему на лицо, скрывая тонкую улыбку.
Не иначе как пытаясь загладить свою вину, Молдлейт велел перевести Вардиса из темницы в удобные покои на втором этаже башни. К лорду немедленно прислали лекаря, который принялся приводить в порядок искалеченную левую руку. После удушения Кантору было сложно глотать, и лекарь заварил для него целый котелок медового отвара. Вардис пил медленными глотками и понемногу приходил в себя.
Ближе к вечеру, сидя у окна, выходившего во двор прямо напротив ворот, он увидел, как в небольшую калиточку рядом прошмыгнул человек, ведя на поводу коня.
Вардис грустно улыбнулся – лорд Райсен послал в Сильвхолл слугу с результатами допроса вражеского приспешника.
Линель
Голые деревья, обрамляющие площадь перед дворцом, выглядели сказочно неправдоподобными в розовом свете занимающегося утра. Большие нахохленные вороны то тут, то там сидели на причудливо искривленных ветвях, изредка оглашая воздух недовольным хриплым карканьем. Люди, маячившие во дворе в ожидании предстоящей забавы, кутались в плащи, скрываясь от утренней прохлады.