– Посмотрим.

Но венецианка оказалась неправа: к небольшой столовой на первом этаже, где уютно горели свечи и круглый стол был действительно уставлен на диво разнообразными яствами, они добрались безо всяких приключений. Исабель было шагнула в ту сторону, где Мигель уже отодвигал для неё стул, и потянула за собой Одиллию, но тут задержавшаяся у двери старшеклассница их остановила.

– Домна де Нордгау, вас хочет видеть ректор.

Бесцветные брови Одиллии взвились, но она кивнула, аккуратно высвободила руку из хватки пальцев Исабель, улыбнулась ей и пошла прочь со своей сопровождающей. Отчего-то Исабель заметила, что старшекурсница чуть подволакивала правую ногу – а вот Одиллия шла будто по воздуху плыла.

– Сеньора?

Нахмурившись, она вскинула глаза на Ксандера, который оказался прямо рядом с её плечом.

– Что такое?

– Сеньора уже добрые пару минут пялится на дверь, – пояснил фламандец с ледяной любезностью. – Я бы не возражал, но синьору Геваро-Торресу вряд ли необходимо столько времени стоять согнувшись.

– Я задумалась, – отозвалась Исабель и тут же одёрнула себя: ещё не хватало оправдываться! – Мигель, благодарю вас.

Ибериец усадил её, заверив в своей безграничной преданности и ловко заняв соседний стул. Ксандер почти неслышно фыркнул рядом, а Исабель отметила, что когда Мигель кланяется или кивает, становится особенно заметно, что у него длинная шея, пожалуй, тонковатая для мужчины.

– Повезло! – вдруг сказал венецианец Джандоменико через стол от неё, принимая от Хуана огромное блюдо с жареными в оливковом масле осьминогами. – Надо же, чтоб в первый… Нет-нет, синьорина, не пытайтесь поднять, оно тяжелое! Я подержу, а вы возьмёте…

– Ещё чего! – отрезала вилланка Леонор, сверкнув глазами. – Вы что, думаете, я совсем слабачка? Да уж почище всяких неженок буду!

На этом она попробовала отнять блюдо. Справедливости ради, оно действительно вряд ли было таким уж неподъемным, да к тому же она перед этим украдкой погладила свою странную пентаграмму, а ведь амулеты могут быть сильными. Но Джандоменико не собирался позволять усомниться в своей мужественности и продолжил жонглировать блюдом, стараясь держать его подальше от худеньких ручек своей визави.

– Женщинам тяжелое всё равно лучше не поднимать, – высказался он.

На этом Леонор, которая уже вскочила, стараясь сохранить свою хватку на блюде – её соперник вознамерился попросту его поднять так, чтобы при её небольшом росте ей было не дотянуться – сощурилась и подбоченилась.

– Тяжелое, вот как?! А ведра ты, товарищ дорогой, носил? А корову доил?

Наследник дома Фальер не нашёлся что ответить, и в зале воцарилась тишина: видимо, и остальным не меньше Исабель хотелось услышать, что ещё доводилось делать вилланке.

– А дрова рубить и хворост носить тебе доводилось? А, – она перевела дыхание, и на ещё детском личике отразилось торжество, – ружья заряжать и стрелять?

Из уст присутствовавших вырвался общий вздох, и начался пандемониум.

– Ружья?! – аж взвизгнула Алехандра. – Прямо настоящие? Ты их щупала?

– И стреляла? – это от Катлины: глаза фламандки были круглы, что блюдце.

– Я стрелял из аркебузы, – важно сообщил всем и никому конкретно Франц. – Но из лука удобнее.

– А я стрелял из пушки! – отпарировал обидевшийся Джандоменико. – Что там эти ружья!

Леонор, до того наслаждавшаяся успехом своего заявления, такое пропустить никак не могла.

– Знаю я ваши пушки, – небрежно заявила она. – И что, по человеку будете из пушки палить?

– По человеку, – вдруг раздался очень серьёзный и тихий голос, – теперь стреляют из самолётов, с воздуха.

Они все умолкли и как по команде посмотрели на вдруг заговорившего старшекурсника. А он сидел неподвижно, лицо его было бледнее бумаги, и даже показалось, что его тёмные кудри подернуты пеплом.