Он, открыв глаза, смотрел прямо на единственного среди них, кто казался ему человеком.

Но ваш огонь можно потушить…

– Всякий огонь можно потушить, – повторил он вслух и посмотрел на свои руки, как будто в них ещё лежала обгоревшая мокрая салфетка.

Впрочем, в этом месте, где оживали воспоминания и мертвые, всякое могло быть.

– Всё верно, – кивнул брат, – но сможешь ли ты?

Ксандер нахмурился.

– Ты о чём? Ты что, думаешь, я там слабину дал?!

– Да нет, – но по тому, как Мориц повёл плечом, Ксандер понял – именно так брат и думает, и почувствовал, как у него горят щеки от обиды. – Ты…

– Да ничего такого я не думаю, – губы Морица тронула примирительная улыбка и тут же исчезла. – Но понимаешь… так просто у них не выиграть. Надо никогда, понимаешь, никогда не забывать, кто они и кто мы. Я забыл – и вот… – он развёл руками так беспомощно, что у Ксандера защипало в носу.

– Как тут забудешь, – буркнул он, но уже ни капли не сердито.

– Забудешь! – только что бессильные руки вдруг крепко охватили его голову, заставляя смотреть прямо в зелёные глаза Морица. – Ксандер, ты же сам сказал – они люди, и ты так к ним и относишься, кто-то, мол, лучше, кто-то хуже… Но они враги, все и каждый! А ты их, – словно плевком, – жалеешь!

Щеки запекло на этот раз не гневом – стыдом. Но издевательская тьма воспоминаний тут же поглотила, не дала и минуты на возражение – да и что было бы возражать?

Брат был прав.

…Когда он тихонько вошел в небольшую комнату, Исабель стояла почти вплотную к камину, в котором, несмотря на тёплый вечер, весело плясало пламя. Руки у неё были перевязаны, и, увидев его, она поспешно спрятала их за спину.

– Проходи.

Ксандер шагнул на середину комнаты так уверенно, как только мог, и остановился в нескольких шагах от Исабель. Собрался с духом. Наконец склонил голову.

– Я прошу прощения, сеньора, за то, что позволил себе быть грубым с вами во время ужина.

Несколько секунд иберийка молчала, то ли застигнутая врасплох, то ли со злости. Хотя чего ей было злиться, он же извинился?

– Ваши извинения приняты, принц, – сказала она с таким высокомерием, словно и в самом деле ей было неловко, и она это пыталась скрыть.

А ещё – словно ей нравился его титул. Хотя, может быть, она привыкла обращаться так к Морицу и не собиралась менять своих привычек из-за смены вассалов?

– Постарайтесь больше не повторять этой ошибки.

Она отошла к камину, коснулась кончиками пальцев каменной полки. Странно – её ладони были обожжены, а пальцы – нет.

– Думаю, мне тоже стоит извиниться за эту безобразную сцену, – она усмехнулась, глядя на огонь. – Я, видите ли, не собираюсь повторять судьбу моей матушки, а также тёток и прочих родственниц, которым рождение ребенка стоило жизни. Поэтому меня… несколько раздражают разговоры о замужестве.

С минуту она задумчиво поизучала свои ладони, потом взглянула на Ксандера.

– Да, вы можете присесть, если желаете, – она указала на второе кресло у камина. – Вы не боитесь огня, насколько я могла заметить.

– Я почти ничего не боюсь, сеньора.

Ксандер остался стоять. Он не хвастался. Просто констатировал факт. Бояться можно только того, что тебе неизвестно. её же огонь теперь был известен и будет им, Ксандером, изучен и понят.

– Почти? – её как будто удивила его честность, и она словно бы подобралась, живо напомнив зверя, задумчиво принюхивающегося к жертве. – Чего же вы боитесь? Высоты, как ваш брат? Или более банальных вещей – боли и смерти?

– Я не уверен, – Ксандер сделал два шага к камину и остановился у Исабель за спиной, – возможно, я боюсь вашей власти надо мной, сеньора.