– Афанасий! – крикнул А-ский. Но Афонька не являлся.

– Афонька! Афонька! – продолжал кричать А-ский, но ответом ему было молчание.

Наконец, Антон впихнул Афоньку в дверь. Афонька был парень огромного роста, неуклюжий до смешного: толстое одутловатое лицо было запачкано сажей, в косматых волосах торчала солома.

– Чего изволите, барин? – спросил он А-ского, зевая во весь рот и почёсывая затылок.

– Вот тебе деньги, ступай в лавочку, да живо!

– Слушаю-с, ваше благородие! – ответил Афонька и опрометью бросился в дверь и загремел по лестнице. Взбешённый А-ский бросился за ним:

– Афонька! Афонька! Дурак! – кричал он ему в вдогонку, но его уже и след простыл.

– Ну что поделаешь с ослом! – оправдывался он на шутки и смех товарищей. Потом прибавил:

– А пари всё-таки идёт!

Снова послышался стук сапог, и Афонька, запыхавшись, влетел в комнату.

– А вы, ваше благородие, зачем меня в лавку посылали? – пренаивно обратился он к А-скому.

– Дурак! Вечно не выслушаешь и бежишь. Ступай в лавку и принеси папирос, да без шапки не смей ходить. Ну, живо!

– Слушаю-с, сию минуту, – сказал он, уходя.

А-ский вынул часы и начал считать:

– На половине дороги. входит в лавку. берёт папиросы. идёт обратно. на половине дороги. сейчас войдёт.

Действительно, на лестнице загремели знакомые шаги Афанасия, и через момент отворилась дверь, и вошёл он.

– Молодец, братец! Не ожидали! – воскликнули офицеры.

– Рад стараться! – самодовольно ответил Афанасий.

– Ну что, принёс папиросы? – спросил А-ский.

– Никак нет, ваше благородие, я ещё шапку ищу! – обрадовал Афонька А-ского и рассмешил всю компанию!

Тихая ныне ярмарка: и торговля идёт как-то вяло, и гостиницы, и всевозможные увеселения торгуют плохо – только успешно идут дела торговцев-трактирщиков на Самокатской площади. В настоящей своей корреспонденции я хочу познакомить читателей с этим нижегородским адом, с этим рассадником разврата самого дикого, любимым притоном беглых каторжников и всевозможных любителей чужой собственности, местом крайней эксплуатации рабочего люда, приносящего сюда добытые потом и кровью трудовые гроши и уносящего отсюда взамен этого тяжёлое похмелье и всевозможные болезни. Главный посетитель здесь – люд рабочий; более интеллигентный человек не пойдёт в эту бездну грязи физической и нравственной. Чтоб познакомить с некоторыми из здешних заведений – начнём с самокатов. Представьте себе двухэтажное здание, вверху которого помещается буфет, столы и стулья по стенам, площадка, на которой играет оркестр военной музыки, а посреди их вертящаяся огромная карусель (самокат), переполненная публикой. Тут на диванчиках особого устройства восседают «гости»: мужики, бурлаки, солдаты, обнимаясь с грязными пьяными проститутками и угощая их водкой прямо из бутылки… За вход сюда платится только 5 копеек, благодаря чему каждый вечер стекается масса простого народа.

Низ самоката сплошь весь занят маленькими номерами, в которых и помещаются проститутки, по несколько в одной комнате.

Самокатов на ярмарке два. Один из них Муртовский, содержится казанским купцом Чибинером, а второй называется самокатом «Травкина-Муравкина». Пошлых удовольствий здесь несравненно более, чем в первом. Страшно написать и трудно поверить!.. Содержится этот второй самокат богачом, владельцем многих домов и имений, костромским 1-й гильдии купцом Арсением Климовым Кудряшовым, который, кроме того, занимал, да и теперь, кажется, занимает высоко почётное место хранителя интересов церкви, словом, место церковного старосты в одной из церквей г. Костромы.