- Что поделать. У всех свои недостатки. Кстати, не уверена, что тебе будет комфортно, когда территорию заполонят гости.

- Предлагаешь съехать?

- Просто предупреждаю.

- Мамочка! Я уже соскучился. Ты сегодня ночью тоже со мной будешь спать? Ваше величество, доброе утро, - вежливо кивает Роберт.

- Действительно, мне не стоило волноваться о чести, - говорит Генрих мне на ухо, а потом поворачивается к сыну. – Как тебя увидели, сразу стало добрым, мальчик мой.

Качаю головой, но никак не комментирую.

Садимся завтракать, и все проходит довольно неплохо. Мирно и без двусмысленных намеков. Все-таки Генрих умеет вести себя благородно.

- Госпожа! Госпожа! – наш покой нарушает запыхавшаяся Розалинда. – Письмо! От самого королевского казначея! Он приказывает прибыть во дворец в трехдневный срок с бухгалтерской документацией.

- Ох, - сдавленно произношу.

Вот и кара за ложь пришла. Первая ее часть.

- А ты популярна среди правителей, Адель, - замечает Генрих с невозмутимым видом, который вызывает во мне агрессию.

- Знаешь, пять с лишним лет была совсем не популярна, - произношу, едва сдерживая раздражение, - даже когда искала помощи.

- Ты просто ко мне не приходила, я бы помог, - пожимает он плечами.

Секунда-другая… И все мои предохранители срываются.

Подскакиваю, швыряя салфетку на стол, и нависаю над королем.

- Помог бы, да? – шиплю разъяренной кошкой. – Ты уверен? Потому что я приходила. Оббивала порог твоего дворца. Да меня даже внутрь не пустили! А я умоляла, просила, уверяла, что я не мошенница.

- Что же такое у тебя случилось? – спрашивает Генрих, а в его глазах снова непонятное выражение. Словно он знает что-то неведомое мне. – В моей канцелярии сотрудники действительно иногда совершают ошибки. Но все несут наказания соизмеримо ущербу. Что именно у тебя произошло? Никогда не поздно наказать виновных.

Но его «соизмеримо» отрезвляет меня.

- Не важно, ваше величество, - произношу как можно нейтральнее. – Все в итоге разрешилось относительно благополучно.

- Так относительно или благополучно? – он склоняет свою голову на бок, смотря на меня, как на нашкодившего ребенка.

Я так на Роберта смотрю, когда уже знаю, что он сделал, но тот упорно не признается.

О свет и тьма! Генрих догадывается?!

- Благополучно, - отвечаю твердо. Моя вина пока не доказана, и чистосердечное я не преподнесу, - весьма благополучно. А теперь прошу меня простить, ваше величество, но дела не ждут. Раз теперь еще и к Киприоту ехать, гостиница останется без меня.

Качаю головой и торопливо разворачиваюсь.

- Адель! – окликает Генрих, когда я почти скрываюсь в доме.

Вдох-выдох. Поворачиваюсь с максимально благожелательным выражением лица.

- Да, ваше величество, - киваю с милой улыбкой.

- Ты ко мне на вы не только, когда злишься, но и когда что-то скрываешь, - Генрих усмехается. – Я запомню. Можешь идти.

Меня накрывает горячая волна стыда и страха. Предел моего общения с интриганами – это мои родственники. Перед крупной рыбой я ничто.

- Спасибо, ваше, ой, Генрих, - выдавливаю из себя и ухожу-таки.

Быстро шагаю в уборную, где умываюсь холодной водой. Потом опираюсь на раковину и смотрю на себя в зеркало. Бледная, лишь глаза горят на худом лице. Я сбросила два килограмма за несколько дней. Если так и дальше пойдет, от меня ничего не останется, нервы все съедят.

- Госпожа? С вами все нормально? - дверь уборной открывается, в проеме стоит удивленная Розалинда. – Простите, если помешала, но вы обычно нашу ванную не посещаете.

- Верно, Рози, верно, - киваю, думая о своем. - А собери-ка мне работников в холле. И тех, кто отдыхает, оповести об открытии гостиницы с завтрашнего дня. Кто не явится без уважительной причины – увольняй. Только предупреди об этом. Выходные пособия были щедрыми, я не вижу несправедливости. Нам сейчас важен каждый сотрудник. Будете поддерживать друг друга в мое отсутствие.