Одетый в красный бархат с золотым и серебряным шитьём, он неспеша ехал на белоснежной лошади в окружении бесчисленной свиты, походившей на шлейф плаща или накидки, конца которого не видно – весь его двор и брюссельские сопровождающие. Он въезжал в ослепительный Брюссель, приготовивший ему незабываемую встречу. У входа во дворец его встречали две его тётки – Мария Венгерская4, наместница Нидерландов и Элеонора5, королева Франции. Во дворце он наконец-то увидит своего порфироносного отца-императора, с которым не виделся без малого шесть лет. Филипп Габсбург, наследный принц испанской и императорской корон, уже более года находился вдали от любимой Испании. Принца Филиппа, молодого человека среднего роста, скорее субтильного, но пропорционального сложения, светловолосого и голубоглазого, можно было бы назвать красивым, если бы не выступающая нижняя челюсть – принадлежность многих из королевского рода Габсбургов.

На таком длительном путешествии по землям Священной Римской Империи: Германии, Италии и Нидерландам настоял его отец, император Карл V, находившийся то в Германии, то в Нидерландах, то в Италии. Постоянных разъездов требовали дела обширного государства, да и не представлял себя деятельный, подвижный император сидящим в одном городе. В письмах к сыну император заявил: принц Филипп просто обязан ознакомиться с землями империи, которыми он рано или поздно будет править. И дело это, так и этак намекал отец, не такого уж далёкого будущего. К Филиппу в Испанию доходили вести о резко пошатнувшемся здоровье отца, « Божий знаменосец» дорого заплатил за постоянные войны с турками и знаменательную победу над лютеранами при Мюльберге. Эти известия огорчали принца. В двенадцать лет он потерял горячо любимую мать и, так же как отец, долго не мог оправиться от потрясения. В восемнадцать его жена покинула этот мир после рождения их сына, Дона Карлоса, едва успев подержать на руках крошечное тщедушное тельце. Принц Филип не испытывал страстного чувства к своей жене, Марии Португальской. Не блиставшая несравненной красотой, она, однако, оказалась мягким, неглупым созданьем, любившим наряжаться. Как в своё время его мать, инфанта Мария принесла с собой в качестве приданого немалую толику богатств португальских королей. Принц относился к ней терпимо, даже дружелюбно, ему было горько потерять Марию. Он стоял мессу за мессой, возносил молитву за молитвой, прося всещедрого Господа вдохнуть побольше сил в слабенькое тельце сына.

Теперь он боялся за отца. Филипп любил свою семью – сына, сестёр Марию и Хуану, правда побаивался сумасшедшую бабку Хуану, коротавшую дни в Тордесильясе, в монастыре Святой Клары, но формально всё ещё являвшуюся королевой Испании по упрямому настоянию кортесов. Редкие, но обязательные визиты к ней принц сводил к необходимому минимуму, ни минутой больше не задерживался у этой старой, странной женщины, которая то не обращала на него никакого внимания и, вероятно, не знала, кто он такой, то с интересом разглядывала и будто хотела заговорить. В такие моменты Филипп чувствовал себя особенно неловко: пристальный взгляд её мутных глаз казался ему тяжёлым, принц невольно внутренне съёживался и как можно скорее покидал покои сумасшедшей.

Отца принц Филипп боготворил, старался явить себя послушным сыном, не желая его разочаровывать, внимательно прислушивался к мнению императора, управляющего землями с разными обычаями и языками, опытного политика и воина. Поэтому, как не жаль было принцу покидать милую сердцу Испанию и маленького сына, он не посмел гневить отца отказом, поступился и протестами кортесов, требовавших присутствия в Испании если не короля Карла, то хотя бы принца Филиппа. Отец прав, Филипп должен знать о своих будущих землях не по наслышке. Принц Филипп печалился о скорой разлуке с Доном Карлосом, но в тоже время, присущее ему с детства любопытство и предстоящая встреча с отцом влекли его в неведомые земли. Перед поездкой, по приказу императора Карла, Филипп существенно увеличил число придворных, заменил гордые, достойные, но, в сущности, простые манеры испанского двора на пышнные и вычурные, черезчур вычурные, считал Филипп, обряды старой Бургундии, по коим жил ещё его дед, Герцог Бургундский Филипп, и до сих пор жили в Брюсселе.