– Нужно.

– Сейчас, – торговец пошарил шумовкой внутри бака, выловил оттуда две сосиски, очевидно, последние, и протянул их мне. – На, доешь. Это за счет заведения.

Я отрицательно покачал головой.

Продавец вздохнул, полил сосиски горчицей и с отвращением стал есть.

– Вот так и начинается каждый новый день, – заметив мой взгляд, сказал он. – Вот с этих осточертевших сосисок.

– Хорошая же у тебя здесь жизнь.

Продавец молча кивнул, потом, проглотив вторую сосиску, пробурчал:

– Не выбрасывать же. За месяц кругленькая сумма набегает. Я подсчитал.

– Да какая разница, что ты себе в желудок их бросишь, что в мусорный бак.

– Еще какая. Мне теперь завтракать не надо. Не понимаешь? Точно, только восемь часов в Америке. Местной жизни не знаешь. Ладно, поехали. Меня, вообще-то, Сашей зовут.

– Меня – Вечер, – ответил я.

Мой новый знакомый покосился на меня из-под козырька бейсболки, но ничего не сказал.

Продавец катил свою телегу вдоль набережной. Я шел рядом. Сперва мы шли по набережной, затем свернули куда-то в сторону. Высотные дома, вздымаясь с обеих сторон улицы, делали ее похожей на ущелье. Саша оставил свою тележку у знакомых азербайджанцев, в пиццерии, и мы прошли к подземке.

Улицы Бронкса не напоминали ущелье, но от этого они не казались более приветливыми. По одной из них, грязноватой и извилистой, мы подошли к кирпичному четырехэтажному дому с входом, расположенным посередине.

– Вот здесь я и живу, – сказал Саша. – Второй этаж, двадцать седьмая квартира, – он посмотрел на часы. – Управляющий уже здесь. Рано приходит старик.

Мы вошли в дом и оказались в длинном коридоре.

– Жилье гостиного типа, – прокомментировал Саша, ведя меня по апартаментам. – Прямо как у нас. Квартиры разные, цена тоже.

Мы остановились перед дверью с бронзовой табличкой, на которой на английском и на русском было написано: «Орлов Михаил Викторович».

– Виза у тебя надолго? – спросил Саша.

– Нет.

– А жить здесь собираешься долго?

– Возможно.

– Ладно, тогда под мое поручительство.

– Родственником меня представишь?

– Нет, – Саша вздохнул. – Этому человеку врать нельзя. Все насквозь видит. Бывший советский разведчик. Невозвращенец.

– Предатель родины?

– Не путай. Он никого не предавал. Просто знал, что если вернется, то его в лагеря загонят или к стенке поставят. Дело давно происходило.

– Понятно, – сказал я.

Саша негромко постучал в дверь и вошел. Я за ним.

Мы оказались в кабинете. Перед нами за старинным столом темного дерева сидел крупный сухой старик. Его глаза взглянули на нас, как два холодных голубых сканера.

– Доброе утро, Михаил Викторович. Вот человек поселиться у нас хочет, – начал Саша.

– Нелегал?

– Пока нет, но скоро им стану, – ответил я.

– Что хотите?

– Что-нибудь скромное, но с удобствами.

Старик усмехнулся.

– Надо же, с удобствами!.. У нас по-другому и не бывает. Могу предложить комнату или однокомнатную квартиру. Плата вперед за месяц, – управляющий встал. – Пойдемте, покажу.

Комната оказалась довольно просторной, не менее двадцати квадратных метров, с санузлом, совмещенным с душевой. Два окна закрывали легкие жалюзи. Управляющий поднял одно из них, и комната осветилась неярким светом тусклого нью-йоркского утра.

– Вас устраивает?

Я обвел глазами комнату.

– Устраивает.

– Четыреста долларов в месяц, как с соотечественника, – заявил управляющий, и я заметил на его лице слабое подобие улыбки. – Контингент у нас весьма пестрый, занимаются черт знает чем, – сказал он, принимая у меня деньги. – Впрочем, по виду вы человек бывалый, разберетесь, что к чему.

Когда Саша и управляющий ушли, я прилег на тахту и подумал, что для начала все складывается неплохо. Здесь меня точно не найдут, поскольку в этот дом я попал случайно. А случайность отследить невозможно.