– Сшито на заказ и доставлено прошлой ночью. Плюс еще кое-какие обновки, – сообщил Сэмсон. – Не хочется, чтобы ты выглядел, будто тебя только выловили из моря.

– Разве они не знают, кто я такой? – проворчал Яссен.

– И все же обман… – начал Сэмсон.

– …Не равно преступление, – рефлекторно договорил Яссен. Эту заповедь в них вдолбили арохассины. И еще одну: «Убийство не грех, а лишь напоминание о том, что все мы смертны».

Было странно слышать эти слова из Сэмсоновых уст. Он ведь порвал с арохассинами, объявив их методы варварскими, звериными даже, – и вот на́ тебе: вспомнил старую присказку, да еще и процитировал.

Вслед за другом Яссен зашел в гравилет, оставив Мару раздавать слугам последние инструкции. В салоне стоял столик и два мягких кресла. В ведерке остужалась бутылка белого вина, на тарелке лежали фрукты, а рядом дымился чайник.

Сэмсон скинул шубу, усаживаясь, и Яссен увидел, что друг, к счастью, одет в курту. Явись он ко двору в своих жутких мехах, король Раванса обсмеял бы его и выставил вон.

Сэмсон стал разливать чай по чашкам, дверь с шумом захлопнулась, и гравилет дернулся. Мару вдруг запнулся и выронил футляр; тот прикатился к ноге Яссена. Он первым успел наклониться и поднять футляр. Замшевая крышка открылась, под ней оказался скрученный свиток.

– Бумага? – Яссен присвистнул. Большая редкость в Сайоне.

– Подарок от Фарина, – произнес Сэмсон как-то чересчур буднично.

Яссен почувствовал на себе внимание Мару, заметил выжидающий взгляд Сэмсона. Слуга явно споткнулся неслучайно. «Им нужно, чтобы я посмотрел». Яссен в нерешительности погладил футляр. Наконец любопытство одержало верх, и он осторожно развернул свиток, расправил его по углам.

И тут же об этом пожалел.

Перед ним была выцветшая схема тоннелей, раскинувшихся под Сонскими горами. Они пронизывали всю горную цепь с севера на юг. Заштрихованные линии в центральной и южной частях обозначали вытянутые с востока на запад залы.

Чувствуя, как неистово заколотилось сердце, Яссен бросил взгляд на Сэмсона. Знает ли он о хижине?..

– Историческая диковинка. Половина этих тоннелей либо обрушилась, либо заканчивается тупиками, – сказал Сэмсон. – Впрочем, воздух ей вреден.

Он взял у Яссена карту, аккуратно свернул ее и, убрав в футляр, передал Мару.

У Яссена вдруг пересохло во рту. Он убеждал себя, что эта карта – лишь наваждение из прошлого, что никаких тоннелей нет, хотя и знал, что это не так. В конце концов, его отец погиб, обнаружив их.

– Все готово к отлету, господин, – сообщил Мару. – Солдаты начнут прибывать после заката.

– Благодарю, Мару, – кивнул Сэмсон.

Гравилет поднялся в воздух с первыми лучами рассвета. Небо постепенно наливалось красками, стряхивая с себя темное покрывало. Синева залиловела, затем порозовела; солнце подрумянило облака. Чанд-Махал все отдалялся и становился меньше, пока не скрылся из виду полностью. Яссен сел в кресло и попытался расслабиться, но не получалось. Сэмсон же закутался в шубу и тут же заснул, оставив нетронутый чай стынуть на столе.

За иллюминаторами простирались знаменитые Сонские горы, утыканные серебристыми колышками шахт. Именно здесь джантарцы добывали свою драгоценную ослепительно сияющую руду. В отличие от прочих металлов, этот сотнями оборотов не поддавался действию стихии или ржавчины. А сами джантарцы были непревзойденными кузнецами, чье искусство для прочих оставалось недосягаемым. Они могли придать металлу любую форму, будь это изящная музыкальная шкатулка или целый город.

«Своими руками, Яссен, мы творим волшебство», – говаривал его отец. Волшебство.