Вплетенные в навершие высокой спинки синие астры горели призрачным отсветом магии, не позволяющей им увядать. Изголовья четырех деревянных кресел, стоящих по сторонам, были украшены белыми астрами и оттого казались полночными облачками, подсвеченными с обратной стороны светом луны.

Маленький элле хотел было примоститься в одном из них, но был пойман за ухо и препровожден на выход.

На закате распахнулись массивные створки восточных дверей. Хозяева и гости прервали разговоры и шурша платьями расступились, чтобы дать дорогу королю. Тамлин, в кои-то веки в парадной одежде, прошел сквозь зал, подметая подолом мантии пол, поднялся на возвышение и после секундного раздумия сел на трон. В пепельно-белых волосах его блеснул венец, инкрустированный бриллиантами и муассанитами.

Вслед за королем по ступеням взошли еще трое. Зеленоглазый Эмриат Илуфер, управляющий дворцом и глава рода ремесленников, был одет в простой костюм из черной с золотом ткани, но скроенный так искусно, что отвести от него взгляд было просто невозможно. На золотых волосах управляющего лежала тонкая вязь венца с россыпью цаворитов. Эмриат присел в кресло по правую руку от короля.

Главная хранительница Мирисгаэ, Ассеатэ Виртаэн – сухощавая эльне в белом платье, увенчанная сапфировым венчиком – заняла дальнее кресло слева от Тамлина. Проницательный взгляд серых глаз хранительницы отличался особой искрой теплоты, свойственной целителям светлой линии ’атэ.

Четвертой на возвышение поднялась миниатюрная девушка с глазами цвета янтаря, пронизанного солнцем. Среди колец ее огненных волос поблескивала диадема с крупными рубинами на висках и ниспадающими на зеленый бархат платья золотыми филигранями. Миннаэта, глава рода Аоэт и всех элле, работающих с дарами флоры и фауны в Мирисгаэ, заняла свое место рядом с Эмриатом.

Последнее кресло слева от трона осталось пустым.

По залу пробежал холодок сквозняка, тронул лепестки астр в изголовьях сидящих.

Тамлин поднялся. Ему и всем, кто сидел на возвышении, поднесли кубки с вином.

– За жизнь, – произнес он. – Пусть каждый из нас встретит следующий Саммайн окруженный теми, кто ему дорог.

– За жизнь, – сказал Эмриат, вставая, – и за мастерство, с которым стоит ее прожить.

– За жизнь, – поднялась Миннаэта. – Давайте наслаждаться ее дарами.

– За жизнь, – добавила Ассеатэ негромко, – и за тех, кого уже нет с нами рядом.

– За жизнь! – со всех сторон откликнулось им.

В зале зазвучала музыка – в роду Илуфер были светлые линии выдающихся музыкантов и певцов. Песня Саммайна полилась по залу, взлетела хоралом к потолку, тронула слушателей где-то очень глубоко – каждого по-своему…

– Не грусти дольше необходимого, – шепнул Тамлину Эмриат, когда последний отзвук песни растаял в воздухе. – Музыканты призвали грусть для того, чтобы оттенить ею радость. Смотри, все уже веселятся.

Действительно, характер музыки изменился: исчезла разъедающая душу тоска, зазвучали приятные мелодии. Элле рассыпались по залу, многие танцевали, их платья и шлейфы скользили по полу в такт музыке.

– И сколько ты выпил с утра? – Тамлин закинул ногу на ногу и принялся разглядывать танцующих. – Тебе одного бокала обычно мало, чтобы начать упражняться в философии.

– Если я и буду сегодня в чем-то упражняться, то не в философии, – ответил Эмриат, хищно рассматривая высокую андар'эльне с гривой розовых волос.

– Эмре.

– Ммм?

– Хотя бы один день в году, бездна, ты можешь не думать о женщинах?

– О чем же еще прикажешь думать? – управляющий рассмеялся. – Я ремесленник, а женщина – самый прекрасный материал из всех, что я только держал в руках. Своенравный, но по-своему податливый. А внутри скрыта тайна, к которой можно прикоснуться всего раз. От союза такого материала и одаренного мастера рождаются шедевры, мой друг.