К ним в боковой отсек набились парни в военной форме, сели на лавки тесно. Ну, конечно, дембели возвращаются домой. Моего раньше привезли… Живой. Мариночка дождалась…
Пахло сапожной ваксой, сырым брезентом, заскорузло шаркали бушлаты, когда терлись соседние рукава. Лица были как будто плохо промыты, они стояли в нахохленных воротниках довольно угрюмо. Как у сильно уставших крестьянских мужиков. И почти не различались.
Чего-то все ждали. Может, еще какого-то дополнительного приказа, может, просто отхода поезда. Тихо и коротко сообщали друг другу:
– Чечня. Десантная часть, номер…
– Калининград, погранвойска…
– Чечня… номер…
– Северный флот… Чечня…
И так далее. Вроде как и не знакомились. Без эмоций, без рукопожатий. Иногда назывались местности и цифры… Анна охнула, догадываясь, – это место боя и число потерь.
По проходу торопливо проталкивалась лоточница в фартуке поверх пуховика:
– Кто еще забыл купить мороженое?..
Воины стали шарить по карманам.
– На тебя брать?
Теперь сидели и ели. Как дети. Один достал чайную ложку и съел свое очень быстро. Сгрыз стаканчик. Ложку облизал. Протянул соседу:
– Надо? Так удобнее. Из дому еще захватил. Видишь, подписана. Не расстаюсь с ней.
Поезд дернулся. Раз, другой, заскрежетал…
– Успел примерзнуть.
Хозяин ложки посмотрел на ручные часы. Ровно через пять минут – снова. И словно все ждали-таки команды, молча поднялись и схлынули.
Анна взяла сигареты и пошла курить. Из тамбура в дверь рванулся белесый дым. Она сноровисто скользнула в толпу бушлатов. Солдаты передавали друг другу бутылку водки. Пили, держа палец на условной отметке. Никакого смеха. Те же короткие сообщения. Доложил, отпил, передал следующему. Анне хотелось быть среди них. Но и неловко как-то.
Вернулась. Якобы уткнулась в книжку. Девочка, надо же, еще что-то усердно писала в тетрадке.
– Задачи решаешь?
С ней рядом устроился владелец домашней ложки, что лежала теперь на столе, мельхиоровая, с витой надписью. Парень уже снял куртку. В гимнастерке с белой полоской подворотничка выглядел совсем юным. Каким и был на самом деле.
– Хочешь, я тебе все решу? Для меня это семечки…
– Нет, я люблю сама. И потом, экзамены-то мне сдавать!
Наверно, был смышленым школяром, смотрела Анна Матвеевна, чубчик все теребит. Стесняется вряд ли.
– Где учишься?
– В универе. Новосибирском. На мехмате.
– Клево. Я тоже буду поступать. Не выбрал еще куда. Хочется только домой!
– А где ты живешь?
– На Урале. Вот ночью сойду в Екатеринбурге, потом автобусом три часа. Может, попутка будет. Пешком бы побежал!
– Чё, задачки решаете?
Подсел тощий жилистый паренек. С половиной узкого лица. Вторая упрятана в бинты между марлевой шеей и шапочкой на голове.
– Не боись! Там все будет путем. Даже глаз на месте. Хочешь, дырочку проковыряю?
Подошли четверо ребят. Анна хотела прижаться совсем в угол, но вовремя сообразила: еще двое несли бутылки, общипанную буханку хлеба.
– Подождите, пожалуйста.
Она вытащила свои дорожные припасы, напластала на газетке сыра и колбасы, напластала, – отметила сама, – так ухватистее брать руками. И отсела на край полки к проходу. Девушка Вика, как откуда-то сразу стало всем известно, спрятав тетрадку, высыпала на столик конфеты и яблоки. А книжку приткнула к окну, словно табличку: «Курс высшей математики». Защищается на всякий случай, подумала Анна.
– Простите, а как вас звать? – спросил ее чернявый, с невыбритой верхней губой. – Вы похожи на мою маму.
Она вспыхнула и прижала кулачки к подбородку.
– Да, у меня такой же сын. Тоже черноволосый. Он… Он сержант. Анна Матвеевна меня зовут.
– Ну, значит, братка. Вы с нами выпьете? Сейчас…