Легко сказать. Тору пыжился как мог, но его огромное желание угодить мастеру только вредило процессу, а когда на звуки тайко вышел из дома Морихэй, он окончательно смутился и положил бати.

Атсуши уже решил собираться отходить ко сну, но Морихэй попросил сыграть для него.

У Тору от волнения перехватило дыхание: наконец он услышит музыку в исполнении творца творцов! Ему еще не доводилось видеть мастера таким раньше, казалось, он сбросил лет тридцать, хотя на самом деле всего лишь оголился по пояс, обнажив сухой жилистый торс.

Звуки ударов разнеслись далеко по округе и, наверное, долетали до корней Фудзи, а, может, и на вершине.

Начал Атсуши с «Проводов солнца», но потом переключился на более живой ритм, а через полчаса его руки мелькали над тайко, как крылья мотылька.

Новый ритм настолько захватил Тору, что он даже стал украдкой приплясывать, словно был в клубе. Глядя на него, Морихэй зашелся кашляющим стариковским смехом.

Затем Атсуши стал сбавлять обороты и под конец удары раздавались не чаще, чем стук сердца кита.

Тору вовсю зевал и тер слипающиеся веки. Морихэй почтительно поклонился Атсуши, и тот зарделся, как юный школьник от похвалы молодой учительницы.

– Атсуши-сама, я хочу играть так же, как вы! Это было потрясающе! – устало восхитился Тору.

Старый мастер справился с собой и похвалу юноши принял степенно и достойно, но Тору чувствовал, что он польщен.

– Завтра продолжим, – ответил он. – У меня было много лет, чтобы познать это искусство, а тебе стоит поспешить, чтобы порадовать своего сенсея.

К вершине вели четыре тропы, на каждой из которых можно было переночевать, перекусить или просто отдохнуть в одном из домишек, где выкачивали наличность из страждущих воспарить над облаками. Однако они припозднились: сезон восхождений официально закрыли, туристы покинули Гору, а с ними и большинство тех, кто давал им кров и пищу по спекулятивной цене. Но это было не так плохо, как то, что поздний подъем лишал их шанса на помощь при наступлении морозов, лавин и камнепадов. Да и к подножью еще нужно было дойти: между ними и красной тропой стоял небезызвестный лес Аокигахара.

Экспедиция была спонтанной и теплую одежду пришлось одалживать у Морихэя, штаны которого не могли прикрыть щиколоток Тору, но были в самый раз для Атсуши, что наталкивало на мысль, что когда-то учитель учителя был крупнее.

Собирались молча. Учитель понимал серьезность задуманного, а ученик – ощущал, видя его сосредоточенное лицо.

На рассвете Атсуши сыграл на флейте походную песню, и к Тору вернулось радостно-щекотное предвкушение: они, словно пара мохноногих карапузов, покинувших Хобиттон ради сомнительной авантюры с драгоценным колечком. И дорожные посохи были тут весьма уместны. Он сжимал в руках один из них, чувствуя каждую вмятинку на полированной древесине, и украдкой понюхал эту палку. Пахло настоящестью. Ветер приятно трепал волосы и холодил уши, солнце манило, проплывая над верхушками деревьев, и даже капризная красавица Фудзи-сан кокетливо выглядывала из-за облаков. Никогда прежде Странник не чувствовал себя настолько живым.

Попрощавшись с Морихэем, они вышли на тропу, которая вскоре привела их в лес суицидников. Вход в него обозначала деревянная доска с призывом одуматься и позвонить по указанному на ней номеру. Но это зловещее предостережение не приспустило поднимающееся воздушным шаром воодушевление в груди Тору. Он с трудом осаживал себя, чтобы идти в ногу с Атсуши, и его прыть от учителя музыки не укрылась.

– Не нужно спешить. Эта дорога коварна и переменчива.

Убедиться в его правоте Тору смог, когда полную оврагов и коряг тропу заволокло туманом. Цель исчезла из виду, едва они вошли в лес, но ее присутствие ощущалось. Вот и посохи пригодились – пришлось выверять каждый шаг.