– Давай сядем хоть где-нибудь! – наконец взмолилась она. – А то меня прямо на тебя вывернет.

– Терпи. Отмоюсь, – пробурчал Горыныч. – Я ведь не воробышек – сел и спрятался. Нам нужно обширное пустое пространство. Ты его гарантируешь?

– Нет.

– Вот то-то и оно…

На исходе второго часа и бог знает какого круга над предполагаемым Ромашкином змей сдался:

– Все, барышня. Падаем.

И действительно начал крутое снижение..

Вдруг внизу, чуть в стороне, зажегся огонек. За ним другой, третий, четвертый… Катя, вытирая слезы и втягивая сопли, встрепенулась: что-то такая конфигурация огней ей напоминала. Что-то было в ее опыте подобное. Это… это…

– Стой! – неожиданный вопль заставил Горыныча вздрогнуть и сделать крутой вираж. От падения Катю спасла веревка.

– Ну, стою. В смысле, пока не снижаюсь. Какая муха тебя укусила?

– Никто не кусал. Смотри левее. Видишь?

– Вижу. Огни зажглись. Из-за этого нужно было вот так голосить? У Соловья Разбойника, что ль, манеру переняла?

– Ничего я ни у кого не перенимала. Горы-нычек, это не просто огни. Это посадочные огни! Так в аэропортах ВПП отмечают. Мы когда вечером в Шереметьево садились (меня в прошлом году на олимпиаду по литературе в Москву посылали), я видела.

Для неинтересующихся летным делом: ВПП – взлетно-посадочная полоса.

– Так ты предлагаешь в аэропорту приземляться? Оригинальное решение.

– Нет здесь никакого аэропорта. И не было никогда. Чувствую я: огни зажгли для нас. Не знаю кто… Может, мама или папа что-то почувствовали или догадались. Меня в кровати нет, тебя в хлеву тоже…

Правда, оригинально звучит в отношении дракона: в хлеву?! Дракон в хлеву. Готовое название для детектива.

– Убедила. Ну, была не была. Держись, снижаемся.

– Не так, – засмеялась Катя, не привыкшая надолго оставаться без чувства юмора. – Правильно говорить: наш самолет идет на посадку. Займите свои кресла, пристегните ремни.

– Вот-вот. Занимай кресло, – усмехнулся Горыныч, нырнул вниз, спланировал над посадочными кострами, выпустил шасси (выставил лапы, растопырил когти, чтобы вцепиться в землю) и из-за усталости не слишком аккуратно опустился на край той самой поляны, с которой взлетал несколько часов назад.

Катины руки принялись лихорадочно развязывать узлы на веревке, а голова в это же время крутилась флюгером. Теперь, после благополучного возвращения, вопрос стоял один: кто? Кто зажег костры? Кто знает о драконе? Кто следил за Катей вечером, видел взлет и дожидался их возвращения ночью?

Но на поляне никого не было. По крайней мере, на том расстоянии, которое просматривалось сквозь туман. Роса на траве, затухающие костры…

– Что, загадка? – заметил Катину растерянность дракон.

– Ага… Мистика какая-то. Маме или папе прятаться незачем. Мне бы уже так влетело!

– У костров посмотри. Может, улику какую найдешь. Да и тушить их пора.

– Чем? Ни воды, ни песка.

– Я затопчу, не волнуйся. Для чешуи такой огонь – не проблема.

Катя пошла вдоль ВПП, внимательно всматриваясь в траву. Змей оказался прав: около самого последнего костра лежал небольшой букет из васильков и ромашек.

– Ой!

Она схватила цветы, покрутила, обнюхала…

Нет, это не описка. Не «понюхала», а именно обнюхала, поскольку в данный момент Катя была не томной барышней, получившей цветы от поклонника, а Шерлоком Холмсом, ищущим улики, чтобы методами индукции и дедукции докопаться до истины и узнать, наконец, имя дарителя букетов.

– Ну как? – полюбопытствовал дракон. – Узнала?

– Нет, – вздохнула Катя. – Это уже третий. Анонимный…

– Крепко кто-то в тебя влюбился, – пророкотал Горыныч.

– Да ну тебя!

Девочка покраснела. Но в клочьях тумана разглядеть изменение окраски ее кожных покровов было невозможно.