Кордон. Повесть и рассказы Михаил Александр

Дом стоит у самой границы леса. В этом месте горная тропа делает последний небольшой поворот перед выходом на каменистый подъём. Непосредственно возле дома деревья – в основном это берёзы и лиственницы – ещё стоят в полный рост, но чуть дальше уже изгибаются и искривляются, понижаясь, а после и вовсе стелются по камням, чернея и зеленея на склоне отдельными, редеющими с высотой островками. У небольшого деревянного щита путешественник может ещё раз свериться с картой, узнать свою высоту – тысяча пятьсот шестьдесят метров над уровнем моря – и изучить прейскурант услуг гостевого дома.

В доме есть всё, что обычно требуется туристу в этой местности: ночлег, еда, сауна, интернет, телефон, аптечка. Я по себе знаю, что даже после одного дня в горах люди набрасываются на блага цивилизации с удвоенным аппетитом. Что ж, я сделал немало, чтобы утолить их жажду. В доме есть гостиная с камином, возле которого всегда можно согреться. С ней соединяются три небольшие спальни с двумя двухъярусными деревянными кроватями в каждой. Есть душ, в котором, благодаря электрическому котлу, круглый год имеется горячая вода. Есть просторная кухня с несколькими столами, где может разместиться даже довольно большая компания. Летом, в разгар сезона, дом обычно полон людей, а зелёная поляна перед ним сплошь заставлена палатками. От поляны вниз помимо тропы ведёт проезжая грунтовая дорога. По ней мне привозят из посёлка еду и другие необходимые вещи. Я всегда стараюсь иметь запас: летом продукты исчезают весьма быстро, а зимой дорога бывает по нескольку дней закрыта из-за снега, и мне совершенно не хочется прибавлять к тягостному ощущению одиночества ещё и чувство голода. Наконец, Степаныч, главная надежда посёлка в любую стихию, прорывается ко мне на своём модном жёлтом тракторке и не без некоторой торжественности вручает пакеты со свежим хлебом, молоком и овощами.

Сезон длится с начала мая до конца сентября. Обычно первые туристы появляются уже во второй половине апреля. В горах ещё вовсю лежит снег, но день достаточно длинный, а погода часто бывает солнечной и тёплой. Вершина, как говорят путешественники, теперь открывается в середине мая (в мои годы климат был несколько холоднее, так что снег мог спокойно лежать до июня). Всё лето мимо меня в обоих направлениях снуют пёстрые туристические группы и одиночные туристы из разных городов и стран. В июле и августе, когда поток достигает максимума, ребята из посёлка частенько помогают мне по хозяйству, а я даю им возможность подзаработать. В сентябре погода ещё обычно благоприятная, но человеческий ручеёк начинает пересыхать. Поскольку ночи становятся значительно холоднее, гости чаще ночуют в доме, а не на поляне, и все комнаты, как правило, ещё бывают заняты. Снег на вершине традиционно выпадает в середине октября, а к концу октября под белое покрывало прячется всё верхнее плато. Потом, подобно молочной пене, выливающейся из кипящей кастрюли, это покрывало стекает вниз. Иногда я отчётливо вижу, как снеговая граница день за днём приближается ко мне, пока, наконец, не накрывает и моё жилище.

До посёлка вниз по грунтовке около восьми километров. Там цивилизация: несколько магазинов и кафе, фельдшерский пункт, клуб, школа, автобусная станция, три или четыре отеля, есть даже маленький краеведческий музей, расположенный в нескольких комнатах одного частного дома. Впрочем, и те, кто на день или два задерживается в посёлке, всё равно предпочитают перед восхождением ночевать у меня. Причина проста: даже в июне светлого времени едва хватает, чтобы сходить на вершину одним днём. Лишние километры, хотя бы и пройденные на машине, всё равно отнимают драгоценные минуты. Проще и безопаснее начинать маршрут непосредственно от дверей моего дома, или, как его называют туристы, кордона. Название, впрочем, неточное – я никакой не егерь, заповедника тут нет, а дом принадлежит мне.

Пробраться на машине выше никак невозможно, проезжая дорога заканчивается у ворот моего гаража. Дальнейший путь наверх начинается с утомительного каменистого подъёма с перепадом высот около семисот метров. Тропа вьётся по склону мелким серпантином с частыми и крутыми поворотами. В хорошую погоду этот отрезок проходится за два-три часа. Затем сине-красная маркировка выводит на наклонное плато, которое постепенно повышается к вершине. Здесь дорога очень живописна, поскольку петляет среди многочисленных скальных останцов, напоминающих гигантских чудовищ. У входа на плато есть небольшая поляна, где на обратном пути могут остановиться те, кто не успел спуститься до темноты. Впрочем, воды там нигде нет, исключая разве что случайные ручейки, появляющиеся в период таяния снега и всегда исчезающие к концу июня. С этой безводной стоянки в ясную погоду уже открывается вид на вершину. Дорога по плоскогорью занимает обычно ещё приблизительно два часа, в течение которых путешественник набирает около трёхсот метров высоты. Наконец, плато заканчивается (здесь есть ещё одна небольшая, тоже безводная стоянка) и переходит в последний, самый трудный взлёт к вершине. Этот заключительный участок, как и предыдущие, не требует альпинистского мастерства, но однозначно требует известной выносливости и осторожности. Крупная каменистая осыпь норовит то и дело разлететься под ногами, а высота уже достаточна для появления первых признаков гипоксии. Это, конечно, ещё не горная болезнь в её суровом высокогорном обличье, но всё же ощутимая трудность, осложняющая и без того крутой подъём. В разгар сезона сильные группы, выходящие на маршрут перед самым рассветом, обычно добираются до вершины примерно к двенадцати дня. Здесь, на высоте трёх тысяч трёхсот метров над уровнем моря у них есть один-два часа времени на отдых, обед и фотосъёмку, после чего они должны двинуться обратно, чтобы успеть преодолеть последний спуск до наступления темноты. Те, кто послабее либо вышел позже, вынуждены довольствоваться только короткой передышкой.

К сентябрю световой день, естественно, сокращается, и на весь маршрут светлого времени уже не хватает. Путешественники решают эту проблему по-разному. Некоторые стараются выйти ещё затемно, чтобы преодолеть первый подъём при свете фонариков. Другие изначально планируют двухдневный маршрут, делая промежуточную остановку на плато. В этом случае они, разумеется, берут с собой запас воды и снаряжение для ночёвки.

В дверь постучали тринадцатого октября около восьми вечера. В этом году холода начались сравнительно рано, даже рядом с домом уже пару раз выпадал снег, правда, потом он таял. Сказать честно, я успел подумать, что сезон закрыт раньше обычного: последняя группа отбыла вниз за неделю до того, и в течение всех этих дней никто больше не появлялся, только Степаныч привёз несколько мешков с крупами и консервами, а также традиционный хлеб и молоко. Прогноз погоды по посёлку был скверный: небольшой плюс, почти каждый день дождь и сильный ветер. Предыдущая группа сообщила, что на вершине и последнем подъёме уже несколько сантиметров снега, наледь. На плато, где они ночевали на обратном пути, снега ещё не было, но им пришлось несладко из-за густой облачности и опять же сильного ветра. Спустившись, ребята ещё целый день отогревались в сауне и у камина и только потом двинулись в обратный путь.

Итак, в дверь постучали вечером тринадцатого октября. В тот день страшно ныла нога, я уже думал, не позвонить ли фельдшеру, а то и не закрыть ли дом и не съездить ли вниз на осмотр, пока дорогу ещё не замело. Но предчувствие, что сегодня может появиться кто-то ещё, не покидало меня, и я остался. Пришли они, очевидно, пешком по тропе, поскольку машины я не слышал. Шумно ввалились в прихожую четверо молодых и красивых в своих нарядных разноцветных комбинезонах, смеясь и стряхивая перед порогом прилипшие к горным ботинкам сухие листья. Старый деревянный дом словно ожил, наполняясь исходящим от них живым теплом и светом.

– Добрый вечер, Николай Михалыч, – обратился ко мне мужчина в сине-оранжевом костюме, который, как я быстро понял, был у них за главного. – Меня зовут Марк, – он протянул для приветствия крепкую руку, с которой уже успел стащить перчатку. Рука была тёплой.

– Добрый вечер. Вы уже знаете, как меня зовут? Мы виделись раньше?

– Мы у вас впервые, но много о вас наслышаны. Вы ведь живая легенда этой горы.

Пока они снимали рюкзаки, я с грустью подумал, что живой легендой обычно называют того, кто по всем расчётам уже должен был умереть, но отчего-то ещё жив. А ведь мне всего сорок три года.

– Ну, что ж, заходите.

– Мои спутники и друзья, – Марк сделал широкий жест, – Ксения, Павел, Елизавета.

Они поздоровались.

– Очень приятно. Здесь, – я указал на сушильный шкаф, – можно оставить одежду.

Их отношения легко читались. По тому, как Марк помогал Ксении снять её ярко-красную куртку, как Павел обнимал за плечи Елизавету, было легко предположить, что передо мной две сложившиеся пары. Годы наблюдений за бесконечной людской рекой, текущей мимо моего дома и через него, сделали меня чутким наблюдателем человеческих отношений и эмоций, способным различать куда более тонкие оттенки. Часто я видел, как сильно менялись отношения между людьми за время восхождения, хотя оно в большинстве случаев и занимало всего один день. Иногда они уходили едва знакомыми, а спускались, держась за руки и с блаженной улыбкой на губах. Иногда ровно наоборот.