Вообще, возвращение, как известно, одна из фатальных реальностей бытия. Во всех своих проявлениях нашей действительности, всегда и всюду происходит это возвращение…, будь то незаметно, завуалированно, или очевидно явно.
Как и выход из, так называемой «зоны комфорта», с необходимо сопутствующим страданием, всегда определяет всякое развитие, во всех смыслах житейского полотна.
Чтобы иметь возможность мудрствовать на склоне лет, и получать от этого удовольствие, надо прожить жизнь по-особенному. Да…, и ещё раз – Да! Здесь необходимо страдание! Страдание, – как единственная возможность, для всякого обращения. Обращения, как в прямом смысле, так и в ментальном. С одной стороны, обращения внимания на вещи, которые скрыты от взора обывателя, либо не замечаемы, в силу их, будто бы, незначительности. И с другой, – обращения своего сердца, его перерождения…, и выхода за горизонты обыденности.
А ещё, здесь можно заметить, некую параллель со свободой. Чтобы по-настоящему оценить, и осмыслить свободу, просто необходимо – заточение…, во всяких смыслах…
И последнее. Чтобы получать радость, и счастье от простых, и сложных вещей…, необходимо прежде, – мытарство, стенания, и боль… Такова природа вещей, такова природа нашего разума…, такова необходимость нашего сердца…
Гость
Образ, приснившийся Карифу, совсем не соответствовал тому, кто появился на пороге дома, в полдень. Сон – это метафора…, его нельзя трактовать…, можно лишь почувствовать…Если бы люди верили в это, то на земле не было бы столько шарлатанов, трактующих сны.
Здравствуйте, уважаемые! Простите великодушно, я не знаю, кто из вас Кариф, а кто Эфест…
Здравствуй, мил человек… Кариф, от неожиданности, с настороженностью посмотрел на пришельца.
Меня зовут Андрей. Я вижу, что ввёл вас в некоторое смятение…. И вы, подспудно, уже задаётесь вопросами: Кто я такой, откуда я знаю вас, и зачем я к вам пришёл…?
Ну что вы, как раз это нам, – не интересно…, с иронией на лице, сказал Кариф.
Не обращайте внимание на Карифа…, встрял Эфест. Его юмор по любому поводу, не знает ограничений…, а его субординация, всегда желала лучшего. Присаживайтесь… Подвинув табурет к гостю, Эфест взял ведро, и вышел во двор, набрать из колодца свежей воды.
Так кто вы, и что привело вас сюда? Эфест поставил наполовину наполненное ведро на скамейку, стоящую у стены.
Мне рассказал о вас, ваш друг, Листрат. Вот письмо от него. И он протянул конверт Эфесту. Я писатель…. И хочу написать самую выдающуюся, и Великую книгу на земле! Но, чтобы она состоялась, мне необходимо поговорить с вами. Я слышал о вас, очень много разных слухов. Но Листрат сказал мне, что все эти слухи, – чушь собачья…, и что я должен встретится с вами, и услышать всё, из первых уст.
Самую Великую книгу, говоришь? Эфест напряг губы, выгнув их, в виде подковы на лице. Твой максимализм говорит о том, что ты ещё не созрел…, что твои сосуды, всё ещё наполнены юношеским инфантилизмом. Мудрый человек знает, что нет на свете, и быть не может, ни самой Великой книги, ни самой Великой симфонии, ни самого Великого полотна художника… Настоящее Искусство – не знает, и не живёт этими критериями. Это конъюнктурщики превратили его в поле состязаний. А некоторые из них, даже умудрились наделить отдельные его произведения «уделами», «одарив седлом», и даже заправили в «хомут», превратив в «полезного мерина», бредущего рядом со всеми полезными вещами научно-технического прогресса.
Эти люди, в силу свойств своего разумения, в силу рационально-аналитических приоритетов в своём общем познании, придают статусы и титулы тому, что вне этих статусов, и титулов. Наделять своими выдуманными символами то, что лежит за горизонтами конъюнктуры, за пределами сравнении, и не ищет искушения экзальтации восторга, всё равно, что придавать, к примеру, Лани – статус самого грациозного животного…, будто бы сама природа выделяет её, из общего ряда остальных своих Великолепных произведений…