Еще полтора десятка лет Бог наблюдал за Цдомом и соседней Гоморрой, не изменится ли хотя бы что-нибудь в городах, не знавших милосердия. Но нет, жители судили своих соседей исключительно с помощью циркуля и линейки. Ни дуновения эмоций, ни чувства сострадания не пробуждалось в их душах. Это заставило высшие сферы задуматься о том, что даже самый утонченный инструмент, посредством которого Бог тщательно выверял нормы и подстраивал друг к другу величины мироздания, будучи неумело примененным, может сделаться причиной зла и разрушения.

Вдобавок ко всему, в Цдоме участились безжалостные суды над совершившими даже незначительное отступление от закона. На этой почве стало процветать доносительство, еще вчера казавшееся пережитком мрачных времен. Причем «стучать» не стеснялись даже известные в городе люди. Это называлось «Вечером преступление – утром наказание». Цдомитяне искренне верили, что исправляют мир.

Пользуясь всеобщей апатией, власть при помощи незатейливых софизмов убедила население в своей безусловной правоте в любой ситуации. Хотя мало кто из горожан покидал пределы близлежащей пустыни, большинство было уверено, что страны заокраинного запада преследуют одну цель – захватить и подчинить их себе. Образ врага глубоко засел в сознании людей, превратившись в главный ментальный скреп. У тех немногих, кто еще пытался свободно мыслить, подобная убежденность вызывала недоумение: ведь кроме залежей морской соли да ползучего огня, которым цдомитяне регулярно угрожали всем вокруг, хвастаться в Цдоме было нечем. Постоянные враждебные выпады в сторону соседей закончились тем, что те прервали с обезумевшим городом всякие отношения. Каждый новый произвол власти тут же возводился в статус закона, развязывая руки карательным органам. К несогласным и пытающимся сопротивляться применялись репрессивные меры. Так продолжалось довольно долго, поскольку большинству населения подобное положение дел было по душе.

Однажды на заходе солнца у городских ворот появились двое путников. Они постучали в двери Лота и были радушно приняты хозяевами. Случай по меркам Цдома вопиющий. Не прошло и получаса, как к дому начала стекаться толпа. Движимые праведным гневом горожане недвусмысленно потребовали выдачи им пришельцев для суда и приговора, ибо был нарушен священный закон, запрещающий прием гостей. Лот, выйдя из жилища, предложил взамен своих дочерей, чем вызвал еще большее неудовольствие собравшихся:

– Ты что, определяешь нас в насильники? – негодовала толпа.

– Нам не нужны твои дочери, ибо они невинны. Нам нужны твои гости!

Не могли цдомитяне знать, что уже давно обречены вместе со своими злосчастными городами. Выйдя к толпе, незваные пришельцы окинули ее едва заметным взглядом. Вследствие этого или по какой-то иной причине, в ту же секунду местные жители потеряли всякий ориентир в пространстве и во времени, и ничего другого не могли, как хаотично передвигаться, натыкаясь на стены и друг на друга. Впрочем, это было уже не важно: один из гостей, архангел Микаэль, спешно уводил Лота и его семью в сторону гор; другой же, Габриэль, приступил к тому, зачем он сюда явился – низверг с небес на горящие города пепел и серу.

– Что бы ни случилось, не оборачивайтесь, – скомандовал Габриэль беглецам.

Но карабкаясь по острым камням пустыни Мертвого моря, чувствуя спиной нечто страшное и неотвратимое, молодая женщина все же посмотрела назад. Красивая и полная жизни, она так и застыла в соляном камне – стремительный разворот точеного тела, волосы, выбившиеся из-под платка, и ужас, застывший на прекрасном лице.