Иконы Журавлева очень нравились людям. Было в них что-то необычное, легкость и утонченность какая-то. И он охотно дарил их всем желающим. А потом пошли и заказы. Иконы мастера были у многих купцов, Самарского губернатора и две даже у государя императора.

В своем родном селе Утевка Григорий расписал новую церковь в честь Святой Троицы. Семь лет длилась работа. Каждый день мастера помещали в подвесную люльку, опоясывали ремнями и поднимали под купол храма. Там он трудился, чуть не теряя сознание, крепко зажимая кисточку зубами. Скулы сводило от непосильной работы. Разжать их можно было только после того, как на лицо на час-другой накладывали горячие мокрые полотенца. Боль нечеловеческая. Но художник все равно продолжал свое дело. Написал большую часть фресок храма и почти все иконы. До нашего времени в обветшавшей церкви их сохранилось всего девять штук.

По воспоминаниям современников мастер был светлым и жизнерадостным человеком. Любил людей, общение. Любил пошутить и посмеяться. Обожал детей и собак.

Умер Григорий Журавлев в 1916 году от скоротечной чахотки, прожив 58 лет. А его нерукотворное наследие до сих пор живет в домах, храмах и музеях по всему миру. Даря людским сердцам свет и веру.

Довелось мне недавно прочитать советы Серафима Саровского. Те самые, где: "пей, где конь пьет; спи, где кошка укладывается; дом строй, где змея греется". И есть там еще один:

Чаще смотри на небо, а не под ноги – и будут твои мысли ясные и легкие.

Может быть Лев Толстой был в курсе этих советов, когда писал про князя Андрея на поле Аустерлица?

Не знаю.

Только у каждого из нас бывает в жизни момент, когда мы можем смотреть исключительно только вверх, на небо, и думать.

У меня тоже так было.

Только с небом не повезло. Потому что перед глазами у меня был потолок. А лежала я долго и беспомощно в предродовой палате города Канска Красноярского края. И мысли у меня были самые возвышенно-заупокойные.

Дескать, что же я все бегала по жизни, суетилась, а никогда о вечном и не думала. А оно, это вечное, всегда рядом. Буквально, руку протяни. Вот оно! Вечный покой. И – на небеса! Почему просто не остановиться по жизни, и вверх не посмотреть. Вот даже на потолок этот белый.

Желтоватый.

Белый в прекрасных желтоватых разводах протечек. С трещинами, напоминающими витиеватость нашего земного пути.

И куском штукатурки, который висит уже просто на честном слове. И какой-то роженице рано или поздно придет прямо в лоб!

Надеюсь, это буду не я.

Как я понимала в тот момент князя Андрея! В его беспомощности, страдании и смирении! Так же смиренно-страдательна была и я.

А потом, когда все муки остались позади, я даже иногда вспоминала этот больничный "потолок Аустерлица". И сочувствовала тем, кто под него попадал.

Знаете, те кто болен и беспомощен, слаб и одной ногой в могиле, почему-то всегда смотрят вверх. Может быть потому, что лежат на спине. Так вот, не актом ли высшей гуманности было бы размещение на потолке над больничной кроватью каких-то прекрасных живописных полотен? Или телеэкранов с трансляцией живых небес, дивных в любую погоду? Чтобы люди не оставались наедине с трещинами и грязными подтеками. Чтобы у них было рядом что-то красивое.

Чтобы было им, по Серафиму Саровскому, ясно и легко.

Была в Малом театре на "Кроткой" по Достоевскому.

Спектакль – тяжелый. Если хочется приятный расслабленный вечер, то вам не сюда.

А если же вы готовы к полному погружению в достоевщину – добро пожаловать!

В двух словах сюжет. Отставной военный работает закладчиком. Женится на 16-тилетней сироте. И доводит ее до самоубийства.